Олег Ермаков - Голубиная книга анархиста

— О свят ы й прор о че Б о жий Или е , мол и о нас Человекол ю бца Б о га, да под а ст нам, раб а м Б о жиим, мне, Виктору… — Он покосился на Валю и спросил: — Тебя-то звать как? — И продолжал: — Валентине… А тебя?.. И Василию…

— Бернардика упомяни, отче, — попросила Валя.

Парашютист вздрогнул, оглянулся.

— Тут еще кто-то?

— Ага.

И он упомянул и Бернарда:

— И еще Бернардику… сиречь Бернарду дух пока я ния и сокруш е ния о грес е х н а ших, и всес и льною Сво е ю благод а тию да пом о жет нам пут и неч е стия ост а вити, преспев а ти же во вс я ком д е ле бл а зе, и в борьб е со страстьм и и похотьм и н а шими да укреп и т нас; да всад и т в сердц а н а ша дух смир е ния и кр о тости, дух братол ю бия и незл о бия, дух терп е ния и целом у дрия, дух р е вности ко сл а ве Б о жией и о спас е нии сво е м и бл и жних д о брое попеч е ние. Отврат и от нас предст а тельством тво и м пр а ведный гнев Б о жий, да т а ко в м и ре и благоч е стии пож и вше в сем в е це, спод о бимся прич а стия в е чных благ во Ц а рствии Г о спода и Сп а са н а шего Иис у са Христ а , Ем у же подоб а ет честь и поклон е ние, со Безнач а льным Ег о Отц е м и Пресвят ы м Д у хом, во в е ки век о в. Ам и нь.

Он встал и оглянулся на Васю.

— А ты почему остолопом стоишь? Не перекрестился даже? — сурово спросил он.

— Хых!..

— Да на тебе и креста нету, — заметил парашютист. — А на ней? — спросил он, кивая в сторону девушки.

— Так посмотрите и увидите, — сказал Вася.

— Это прелесть, искус, непотребство, — откликнулся парашютист. — За что и наказан.

— Да какое непотребство? — спросил Вася. — Крласота-а-а… И я ее, что ли, сотворил?

— Человек без одежды приходит, отче. Одежду придумали люди, — сказала Валя.

И Вася восхищенно взглянул на нее.

— Вы нудисты? — спросил парашютист.

— Мы анархисты, отче! — тут же откликнулась Валя.

Вася нахмурился. Зря она так сразу в лоб, кто его знает, что это за человек, чей агент.

— Час от часу не легче, — отозвался парашютист, настороженно озираясь.

— Да не бойся, отче! Ху-ууугу! — воскликнула Валя радостно. — Теперь жа все по-другому!

— В смысле? — спросил он и даже посмотрел на Валю, но тут же отвернулся.

— По любви, — сказала Валя. — Правда, Фасечка?

Тот кивнул.

— Отче, ты разве не слышал? Сегодня первый день, когда все по-новому, — добавила Валя. — Отныне и во веки веков. Аминь.

Парашютист поднял брови, схватил мокрую бороду в кулак и начал выжимать из нее воду.

— Новая-новая эра, отче! — восклицала Валя, пританцовывая.

— Но я вас попросил бы все-таки прикрыть срам-то, — сказал парашютист, размахивая руками, чтобы быстрее согреться.

— Вот опять! — сказал Вася. — Так человек, выходит, срам и есть?

— Человек… это человек, — отозвался парашютист. — И у него имеются срамные места.

— Губы, — подхватила Валя, прикасясь к губам, — и срамные губы, — добавила она, дотрагиваясь до черного курчавого паха. — А их жа цалуют тоже.

Парашютист крякнул, мотнул головой, как пес, разбрызгивая воду.

Вася махнул Вале, призывая идти к дубу. Она пошла за ним. А парашютист приблизился к воде и схватился за край парашюта, начал тянуть его.

— Чего ты его «отче» кличешь? — спросил Вася, натягивая штаны.

— Так он жа отче, — удивленно отозвалась Валя, надевая майку и морщась. — Ай!.. больна-а-а… Все погорело, вся кожа…

— Откуда ты знаешь?

— Так видно жа. Я сразу распознала. Отче. Сны увидала над ним, как рой такой прозрачных пчелок, всё про книги, звонницы, каких-то зверей с улыбками, вот про одного медведя точно, он по дереву наклоненному шел с такой улыбочкой, что ли, ага, и луна ярко так светила.

Одевшись, они попили теплого еще чая.

— Надо подогреть чайку, — сказал Вася и принялся ломать сучья.

— Помогай! — крикнул Аки Икар-Иона.

— Иди, — сказала Валя, — а я тута…

Вася вернулся к парашютисту и взялся за мокрую ткань.

— Хых!.. Как бурлаки… Или эти: бабка за дедку, дедка за репку…

Парашют был тяжел. Наконец они вытащили его на остров и растянули для просушки. Парашют покрыл половину острова.

— То лебеди, то воздухоплаватели, — проговорил Вася.