Юрий Нестеренко - Комбинат

И все же вряд ли это та самая тайна, раскрытия которой тут так боятся.

Николай принялся просматривать свой файл combinat.doc с самого начала. Возможно, его противники, кто бы они ни были, беспокоятся не зря, и ключ уже имеется в его записях — осталось только понять это? Однако никаких озарений он не испытал. То ли ему изменила проницательность, то ли он действительно пока еще не узнал ничего по-настоящему важного.

Закончив без всякого удовлетворительного результата, он вдруг вспомнил о мальчике и вышел в коридор. В доме было тихо — даже из комнаты старухи уже не доносилось бормотание телевизора. На кухне горел свет, но там никого не было. Лишь стояла на столе доска с недоигранной партией и лежала записка. Очевидно, Женю уже забрала мать, а может, и отец — теперь-то было ясно, что с ним ничего не случилось. «Могли бы, однако, зайти и поблагодарить за хлопоты!» — неприязненно подумал Николай. Впрочем, он ведь ушел ради важного телефонного разговора — возможно, его не решились беспокоить? Тогда благодарность, наверное, выражена в записке.

Николай взял листок со стола. Там было лишь четыре коротких слова — точнее, три и цифра:

«Мат в 5 ходов»

Конкретизировать Евгений не удосужился. Мол, поломай голову и найди сам, каким образом ты проиграешь.

— Да иди ты к черту, вундеркинд хренов! — воскликнул Селиванов и смел фигуры с доски.

— Николай, вы будете завтракать?

У Селиванова возникло почти непреодолимое желание сказать «нет». Просто чтобы посмотреть (хотя, конечно, он не мог увидеть этого сквозь дверь), как старуха заискрит и задымится, словно робот в старой фантастике, столкнувшийся с непредусмотренной программой ситуацией.

— Да, Алевтина Федоровна, — ответил он, с неохотой спуская ноги с кровати. О-ау, как хочется спать… Вот ведь знаешь по опыту, что сонливость скоро пройдет, а все равно каждый раз тяжело в это поверить… На самом деле, конечно, он несправедлив к старухе. Она ведь не обязана будить его каждый раз новой фразой.

Снилась ему, кажется, опять какая-то дрянь. Будто он долго и трудно, с трудом переставляя конечности, как это бывает во сне, карабкается по горной тропе, обвивающейся серпантином вокруг мрачного черного пика, вонзающегося в серое небо. Не особенно понимая при этом, зачем ему это надо, но «такова его миссия». А когда, наконец, добирается уже почти до вершины, то понимает, что мир перевернут, и все это время он не поднимался в гору, а спускался в бесконечно глубокую яму, откуда теперь уже точно не выбраться… Образы быстро таяли, как это обычно бывает после пробуждения, но мерзкое послевкусие тоски и безнадеги уходить не желало.

Интересно, подумал Николай, плеща в лицо холодной водой, старуха уже знает про внука? По идее, Светлана должна была сказать, зачем ее вызывали в милицию, но никаких причитаний вчера Николай не слышал, и утренний голос Алевтины звучал, как обычно. Хотя, конечно, покойный был не таким персонажем, чтобы по нему убиваться…

Ответ на свой вопрос Селиванов получил сразу, как только вошел на кухню. Платье на Алевтине Федоровне было обычным, но на плечи была накинута черная шаль — едва ли это было случайностью. Впрочем, это была единственная траурная деталь во всем ее облике.

— Доброе утро! — приветствовал хозяйку Николай и отметил, что «день сурка» дает сбои: на сей раз вместо оладий на завтрак были сырники. Правда, не плоские и поджаристые, к каким привык Селиванов в Москве, а толстые, как котлеты, рыхлые и бледные. В полном соответствии с названием, они выглядели сырыми даже на вид.

— Убили вчера Петю, внука-то моего, — сообщила старуха тоном, за которым трудно было определить эмоции. — Собаки растерзали.

— Знаю. Мне уже сообщили, — ответил Николай, не уверенный, что от него ждут соболезнований.

— Жил, как собака, и умер по-собачьи, — подтвердила его ожидания Алевтина Федоровна. — А все же пойду сегодня свечку за упокой поставлю. Какой ни был, а все-таки внук.

Николай молча откусил сырник. На вкус это оказалось приемлемо… хотя, пожалуй, он все же предпочел бы оладьи. Прав Васильчиков, не все перемены к лучшему.

— Вы сегодня со Славестом встречаетесь? — продолжила старуха. — Он планов не поменял?

— Да нет вроде, — удивился Николай. — Во всяком случае, мне он не перезванивал. А с чего бы ему?

— Ну да, он же, наверное, и не знает еще… Вы ему тоже не говорите. Хотя, вряд ли он горевать будет…

— Про что не говорить? Про Ши… вашего внука? А ему-то что до этого?