Юрий Нестеренко - Комбинат

— Нет, пива я совсем не пью, — решительно отказался Николай. — Честно говоря, даже его запах терпеть не могу. Может, у вас есть сок или минералка?

— Есть «Святой источник» без газа, — несколько поскучнел Михаил, — хотя минералов там, по-моему, столько же, сколько в воде из-под крана… — он нехотя извлек из бара пластиковую бутылку со стилизованной под церковный купол верхушкой и водрузил ее на стол. — Но что ж мне прикажете, одному пить? Я ведь не алкоголик!

— Вообще-то пить вам никто не приказывает, — ответил с усмешкой Селиванов. — Тем более что, как мне показалось, когда я вам звонил, вы уже…

— А! — хохотнул Михаил. — Нет! Я покамест трезв, как стеклышко. Но я понимаю, что ввело вас в заблуждение. Просто в тот момент я еще не проснулся. Ваш звонок меня разбудил, а спросонья я всегда туго соображаю. Я, видите ли, сова. Всю жизнь был совой, и всю жизнь приходилось подстраиваться под режим, навязанный жаворонками, с детского сада начиная… разве это справедливо? Вот только с тех пор, как продал бизнес, и почувствовал себя человеком.

— Так вот давайте о вашем бизнесе, — охотно подхватил Николай. — В общих чертах я знаю, как вы его лишились, но меня интересуют подробности. И можно с самого начала — с какими препонами вы сталкивались, когда только его организовывали, насколько сложно было получать кредиты, лицензии и все такое.

— А! — Михаил коротко махнул рукой и решительно наполнил клюковкой свою стопку. — Что о нем говорить. Что было, то прошло… Слушайте, давайте я вам все-таки на самое донышко плесну, а вы водой разбавите, как вам угодно? Ну, чтоб чисто символически?

— Ну ладно, — согласился Николай, желая покончить с этим. — Стоп! — он сделал знак рукой, останавливая льющуюся в его рюмку красную жидкость, затем долил воды и слегка поболтал стопкой в воздухе, размешивая.

— Ну, давайте за встречу, — объявил Михаил и энергично чокнулся.

Селиванов сделал глоток, в котором почти не чувствовались ни алкоголь, ни клюквенный привкус, и поставил рюмку на скатерть.

— Что значит «что о нем говорить»? — настойчиво вернулся к теме он. — Вы пытались наладить частный бизнес в депрессивном городе, брошенном государством на произвол судьбы после сворачивания работ на комбинате. Государство вам не только ничем не помогло, но и, руками своих коррумпированных ментов, у вас этот бизнес отобрало. Вероятно, сразу после того, как он встал на ноги.

— Ну, да… было дело. Что уж теперь об этом вспоминать.

— То есть как это «что вспоминать»? Вы даже не пытались бороться за собственные права? Может, не в одиночку, а в рамках какой-нибудь ассоциации городских предпринимателей?

— Да какая там ассоциация… умри ты сегодня, а я завтра, вот и вся ассоциация. Каждый рад до безумия, что не на него наехали… А мне эта колбаса, по правде, самому уже к тому времени осточертела. Я, в каком-то смысле, даже рад был, что все закончилось. Говорю ведь, впервые человеком себя почувствовал, — он залпом опрокинул стопку, на сей раз уже не утруждая себя тостами.

Николай уже и раньше обратил внимание, что среди выставленных на стол закусок традиционный нарезанный сыр с веточками петрушки присутствует, а вот столь же традиционных овалов копченой колбасы не наблюдается. И, наверное, не потому, что теперь Михаил не мог ее купить.

— Почувствовали себя человеком, когда вас ограбили? — усмехнулся Селиванов. — Может, еще и благодарность к ним испытали? «Может, в этом и есть сермяжная правда?»

— А что мне было делать — бороться за справедливость? ответил Михаил сердито и снова наполнил свою рюмку. — Pereat mundus, fiat justitia? Вот эта самая юстиция бы и восторжествовала. Посадили бы меня, и все.

— Было за что сажать?

— Эх, Николай… как ваше отчество?

— Анатольевич. Но можно просто «Николай».

— Николай Анатольевич. Разумеется, было. Если бы я все делал по закону, в налоги и прочие издержи у меня уходило бы 110 % прибыли. Даже не сто. Сто десять. И это не глупость, нет. Просто у нас законы пишутся не для того, чтобы их соблюдать, а для того, чтобы в любой момент можно было привлечь кого угодно. Чего уж там, делали бы сразу, как в христианстве. Приняли бы закон, по которому каждый виновен перед государством уже по факту рождения и всю жизнь должен вымаливать помилование… Только вы это не пишите, — спохватился Михаил. — И вообще, это все было в девяностые, — решительно заключил он и опять выпил.

— Хотите сказать, что сейчас лучше?

— Хочу сказать, что сейчас открылись новые возможности. И надо не ныть о прошлом, а, как там у Мао Цзедуна — строить не щит от ветра, а мельницу. Сейчас государство вновь заинтересовалось темой патриотизма. Молодежи. Демографии. Вы знаете, что у нас с демографией? Первое место в мире по абортам. Первое место в мире по разводам и внебрачным детям. Первое место по потреблению героина. Первое место по числу курильщиков. Потребление алкоголя — восемнадцать литров в год на человека в пересчете на чистый спирт, это в среднем, включая младенцев, при том, что необратимое вырождение нации начинается уже при восьми. Восемнадцатое место в мире по смертности — лучше Чада, но хуже Гвинеи-Бисау. Средняя продолжительность жизни…