Юрий Нестеренко - Комбинат

Он не был громилой-уголовником; язвительное описание Алевтины Федоровны оказалось вполне точным (причем старуха еще забыла упомянуть довольно заметное брюшко). Но и похмельным неудачником он тоже не выглядел. Напротив, он был гладко выбрит, одет почти что парадно — даже при галстуке поверх белой рубашки, хотя и без пиджака (из стиля выбивались разве что драные коричневые шлепанцы), и встретил гостя бодрой и деловитой американской улыбкой. Николай уловил даже легкий аромат мужского парфюма. У него мелькнула шальная мысль, действительно ли это тот же человек, с которым он говорил по телефону меньше трех часов назад.

Ну да, разумеется — местная мафия подслушала разговор, убила потенциального разоблачителя и подсунула столичному журналисту двойника, как же иначе.

— Здравствуйте! — Михаил крепко пожал ему руку, затем сделал приглашающий жест. — Прошу! Проходите в большую комнату.

— А где тут у вас можно вымыть руки?

— А вон, справа от кухни.

Выйдя из ванной и проходя по коридору, Николай, по профессиональной привычке интересоваться чужой недвижимостью, быстро оценил планировку квартиры. Дом, конечно, не фонтан, а вот квартирка ничего так, трехкомнатная — две комнаты по сторонам коридора и одна, большая, в конце. В первый миг ему не показалось странным, что бизнесмен в период своего процветания смог такую купить — тем более что цены здесь далеко не московские. Но затем он вспомнил, что Михаил к этой квартире отношения не имеет — она досталась Светлане от матери. Трехкомнатная для матери-одиночки с двумя детьми разного пола — с точки зрения здравого смысла нормально, но вот с точки зрения советской власти, пожалуй, слишком щедро для простой работницы комбината…

Большая комната встретила его предсказуемо советским интерьером — блестящая полировкой и стеклами «стенка» социалистических времен, скорее всего, чешская или ГДРовская, раскладной диван, протянувшийся вдоль стены между креслом и телевизором (который, кажется, был здесь единственным современным предметом — но несомненно покоился на том же месте, что и предшествовавший ему «Рубин» или «Горизонт»), всенепременный ковер с абстрактным узором на третьей стене, той, что напротив окон, и полированный стол из того же гарнитура, что и стенка, который хозяин к приходу гостя выдвинул на середину и накрыл белой скатертью. На скатерти стояли какие-то тарелочки с закусками и возвышались две бутылки — одна, кажется, с каким-то белым вином, другая, водочная — с кроваво-красной жидкостью, при взгляде на которую Николаю вдруг стало тяжело и неприятно — она напомнила ему уже забытый ночной кошмар, хотя он так и не вспомнил, что именно видел.

— Ну-с, что будете пить? — Михаил энергично потер руки.

— Спасибо, но если вы имеете в виду спиртное — ничего, твердо произнес Селиванов, а затем, желая смягчить отказ, улыбнулся: — Я, в некотором роде, на работе.

— Нет? И клюковки не хотите? — Михаил кивнул на водочную бутылку. — Наша местная, между прочим. У нас тут клюквы полно, болота же кругом. Клубника вот не растет совсем, и даже малины мало, а клюквы хоть отбавляй…

— Я вообще не люблю крепкое. И, в общем-то, не хотел бы злоупотреблять вашим гостеприимством. Давайте сразу перейдем к нашей беседе.

— Ну так беседовать-то за столом куда приятнее! Я ж вам не предлагаю водяру из горла под сушеную воблу в подъезде, как местные алкаши. Культурно посидим, как интеллигентные люди! Вот, видите, у нас тут селедочка с лучком есть, огурчики малосольные, салатик с крабовыми палочками… которые, конечно, на самом деле никакие не крабовые, но под майонезом все равно хороши… А может, вы пиво предпочитаете? Есть настоящий, между прочим, чешский «Будвайзер». Не какая-нибудь там «Балтика № 3».

— А что — бывает ненастоящий? — рассеянно поинтересовался Николай, садясь за стол. Говорливость Михаила ему не нравилась. Тот словно пытался заболтать собеседника, и при этом в его бодрячестве было нечто нестерпимо фальшивое. Возможно, именно такой штурм унд дранг он устраивал, охмуряя очередную любовницу, и неудивительно, если клевали на это лишь неопытные молодые девчонки — к каковым когда-то, очевидно, относилась и сама Светлана.

— Бывает американский, они уже шестьдесят лет бодаются друг с другом за торговую марку, — охотно пояснил Михаил, — хотя, по-моему, американский «Будвайзер» — это такой же оксюморон, как «советское шампанское». Американцы пусть делают «Кока-колу», а настоящее пиво должно быть чешским. Из тех самых Чешских Будейовиц, которые в «Швейке», между прочим.