Юрий Нестеренко - Комбинат

— Что вы хотите этим сказать? — насторожился Михаил.

— То, что вы уже давно не субъект, а объект политики. Кукла в чужой игре. Вас хотят убить, Михаил.

— Такое желание у местной водочной мафии может возникнуть, — спокойно ответил Косоротов, — но…

— Дело не в местной водочной мафии, — жестко оборвал его Селиванов. — Хотя вас действительно уберут ее руками, чтобы затем убрать ее саму. Двойная подстава, — и он пересказал то, что услышал от Марины.

— Интересная версия, — отреагировал Косоротов. — Ее автору детективы бы писать. Впрочем, я, кажется, догадываюсь, кто вам такое рассказал. Вы говорили с Мариной?

— Нет, — соврал Николай, не моргнув глазом. — Я до сих пор жду, что она со мной свяжется. Вы ей передали мою просьбу?

— Мм… кажется, нет Простите, запамятовал. Я ей позвоню сегодня… Но кто, в таком случае, рассказал вам все это про клуб?

— Я не выдаю свои источники, — улыбнулся Николай и тут же подумал, что улыбка была лишней. — Это всех касается. Могу только сказать, что это также и не Светлана.

— Хорошо, хорошо. Но вы впервые услышали о Крутове на днях, а я Вовку знаю сорок лет.

— Лицом к лицу лица не увидать… Иногда действительно некоторые вещи может заметить только посторонний. Причем чем незаинтересованней, тем лучше.

— Вот-вот — незаинтересованный… а откуда вы знаете, что тот тип, который вам это рассказал, на Вовку зуб не держит? Или, может, даже и на меня, хотя уж и не знаю, за что…

«Если считать, что рассказал поп, то повод для „зуба“ действительно есть», — мысленно признал Николай. Однако он собирался и дальше держаться так, словно располагал стопроцентными доказательствами. Он хорошо знал, какие чудеса может творить уверенный блеф.

— Ну вот, например, этот мотоцикл, — сказал он вслух. — Крутов фактически купил вам его в долг, сказав при этом что-то вроде «отдашь, когда сможешь». Хотя это многие тысячи долларов, которые отдавать вам нечем, и четкого бизнес-плана — четкого, а не надежд на «добровольные пожертвования» виноторговцев — у вас нет. Очевидно, в случае вашей смерти Крутов просто заберет мотоцикл себе. Далее, Крутов просил вас свести его с Васильчиковым, чтобы установить прямой контакт с ФСБ и заручиться их поддержкой…

— Без благословения Конторы в этой стране ничего не делается, — буркнул Косоротов. — Ничего серьезного, по крайней мере. Это просто реальность. Нам налево.

Они свернули с центральной аллеи и двинулись по проходу налево. Могилы здесь были по большей части старые и неухоженные.

— Да, да, — кивнул Селиванов. — И этот ваш «реабилитационный центр» тоже будет удобен всем заинтересованным сторонам. Там будут выбивать показания из наркоманов, что позволит зачистить всех конкурентов, которые не пойдут под Джабира. А также, возможно, не только их. А контора и менты смогут отчитываться о борьбе с распространением наркотиков. Вы же в этой схеме будете только путаться под ногами и мешать правильным пацанам делать бизнес. Впрочем, — добавил он, — я не верю, что менты и ФСБ в этой ситуации мирно договорятся ко взаимному удовольствию. Если сейчас алкогольный бизнес в городе крышует милиция, а в результате затеянной операции он уйдет под ФСБ, вряд ли менты удовлетворятся утешительным призом в виде наград за сдачу собственных подопечных. Стало быть — будет война в той или иной форме. Возможно, упреждающий удар милиции по «Верфольфу». Если вас не успеют грохнуть Вовка с Джабиром, вас посадят менты. Повод, как вы сами говорили, найти будет нетрудно. Так что, если вы срочно не выйдете из игры, все это кончится для вас очень плохо при любом раскладе.

— Еще раз спасибо за участие, но думаю, что ваша публикация может помочь мне гораздо больше, — вернулся к старой теме Косоротов. — Если газета федерального уровня в должном ключе опишет нашу борьбу против местной алкогольной мафии, менты не посмеют меня тронуть. Тем более что рыло по части покрывания этой мафии у них и в самом деле в пуху.

— Такое впечатление, что вы меня не слушаете! Я же говорю, опасность грозит вам с двух сторон, а не с одной.

— А я вам говорю, что ту сторону я знаю лучше, чем какие-то сплетники, наговорившие вам с три короба… Нет, вы только полюбуйтесь на голубчика!

Последняя фраза относилась к небритому мужику в телогрейке и ватных штанах, перепачканному землей так, словно он сам только что вылез из могилы. Он сидел на низкой скамейке, вкопанной на заросшем травой участке возле просевшей насыпи с покосившимся крестом, сваренным из железных труб — некогда окрашенных, но теперь облупившихся и ржавых. Мужик пил водку прямо из горла, закусывая куском черного хлеба, который, судя по его виду, вполне мог быть оставлен на какой-то из окрестных могил в порядке поминального ритуала (типично языческий обычай, машинально отметил про себя Николай). Судя по тому, что этот тип сидел на скамейке спиной к захоронению, едва ли он имел какое-то отношение к погребенному там, а его возлияние вряд ли носило поминальный характер. Лицом он сидел к соседнему участку, находившему уже почти возле стены и также заросшему лопухами, где, однако, не было никаких надгробных памятников, а была вырыта длинная, но совсем не глубокая яма, а из кучи свежевыкопанной земли торчала лопата.