Юрий Нестеренко - Комбинат

— Я здесь с начала рабочего дня. С девяти.

— Но я стучал…

— Значит, плохо стучали.

На глухого этот субъект не походил, и у Николая возникла твердая уверенность, что над ним банально издеваются. Точнее — показывают, кто здесь главный.

— Ладно, — вздохнул он, — давайте начнем интервью, если вы не против.

— Я вас слушаю.

Сесть Селиванову так и не предложили, и он опустился на стул без приглашения. Затем открыл свою папку и вынул ручку.

— Прежде всего, — сказал он, снимая колпачок, — позвольте узнать ваше имя, а то мне, к сожалению, назвали только должность…

— Червяк Иван Валерьянович.

— Как? — переспросил Николай, решив, что ослышался.

— Валерьянович, — невозмутимо повторил начальник Первого отдела.

— Нет, отчество я понял. А фамилия… так и пишется?

— Да. Так и пишется. Червяк. Вас что-то смущает?

— Меня — нет, — заверил Николай.

— Я не из тех, кто отказывается от своих корней, — холодно отчеканил его собеседник, отвечая на невысказанный вопрос. — Мой дед был Червяк, мой отец был Червяк, мой сын Червяк и мои внуки будут Червяками. И мне неважно, кто и что по этому поводу думает. Это понятно?

«Лихо он решает за внуков, которые, возможно, еще не родились», — подумал Николай, но вслух, конечно, поспешно произнес: — Само собой. А как давно вы работаете на комбинате?

— Всю жизнь. Начинал простым охранником. Действительную служил во внутренних войсках, попал сюда, так здесь и остался.

— Значит, вы очень хорошо знаете комбинат. Можете вкратце рассказать о нем читателям?

— Комбинат — это самое старое действующее предприятие России, — назидательно произнес Червяк. Ему более четыреста лет («четырехсот!» — мысленно поморщился Николай, не терпевший безграмотности), и за все эти годы он никогда, даже в самые трудные исторические периоды, не прекращал работы. Бывало, что работа приостанавливалась почти до нуля, но полностью все-таки не прекращалась. Перестройка и последовавшее за ней десятилетие развала в этом смысле стали для нас самым тяжелым испытанием за четыре с половиной века российской государственности. Но даже и в это время мы сумели сохранить предприятие и, хотя сейчас наши мощности загружены менее чем на один процент, мы готовы к возобновлению производства в полном объеме, как только будет принято соответствующее политическое решение. К счастью, у нас есть основания на это рассчитывать. Возможно, не все еще наши враги это поняли, но нынешнее руководство страны смотрит на ситуацию с куда более патриотических позиций, чем предыдущее.

— Это ваше личное впечатление, или есть уже некая утвержденная программа возрождения комбината?

— Пока не утвержденная. Но есть четкие и недвусмысленные сигналы.

— Ну хорошо. Но пока не очень понятно, о чем вообще речь, — широко улыбнулся Николай. — Можете вы пояснить нашим читателям хотя бы в самых общих чертах, не раскрывая, разумеется, никаких государственных тайн — что, собственно, производит комбинат?

— Силу и славу России, — отрезал Червяк.

— Хмм… ну понятно. То есть было бы понятно, если бы речь шла о каком-нибудь другом предприятии ВПК. Но четыреста лет назад, насколько я понимаю, ни ядерного, ни химического оружия не было. Как и иных высоких технологий военного назначения…

— Иван Грозный и без высоких технологий увеличил территорию государства в два раза. И наш комбинат сыграл в этом важнейшую роль. Хотя тогда он, конечно, назывался по-другому. И с тех пор не раз перестраивался. Эти корпуса, в частности, построены в тридцатые годы. Этого… в смысле, уже прошлого века.

— Ну да, конечно. Было бы странно, если бы сейчас вы занимались тем же, чем и в шестнадцатом столетии.

— Мы идем в ногу со временем, но верны традиции.

— Кстати, а почему на комбинате нет компьютеров? Даже у вас, как я вижу?

— Так положено.

— Кем и почему положено?

— Это закрытая информация.

— Ну а все-таки… ладно, понимаю, что ваша современная продукция — это секрет, но что здесь производили в прошлые столетия? Это-то сейчас уже никак не может быть тайной. Порох, пищали, пушки?

— Я вам уже все сказал.

— Хорошо. Силу и славу, понятно. Как насчет побочных эффектов? В частности, верно ли, что работа комбината негативно влияет на окружающую среду?

— Полная чушь.

— Но ваша здешняя погода…

— Это наша нормальная погода, — Червяк выделил голосом «наша» чуть ли не с гордостью.

— Понятно. Но комбинат — это градообразующее предприятие. Чувствует ли руководство комбината ответственность за нынешнее состояние города? За его социальный климат?