Юрий Нестеренко - Комбинат

— Вы не сотрудник, — ответил охранник все так же лениво. — А не будете выполнять требования, я ваш пропуск пор… аннулирую.

— Ладно! — Николай раскрыл папку. — Убедились? Ничего запрещенного?

— Здесь чистые листы.

— Вот именно.

— Зачем вам чистые листы?

«Задницу подтирать!» — хотелось ответить Николаю, но он заставил себя произнести очень спокойно: — Я здесь по приглашению вашего начальника Первого отдела. Беру у него интервью. Раз уж я не могу пользоваться диктофоном, мне нужно делать записи. Если вас что-то не устраивает, звоните ему.

— Ладно, — автоматчик вернул Николаю документы. — Проходите.

Пройдя через вертушку и дверь за ней, Селиванов оказался в широком мрачном коридоре, более походившем на внутренность какого-то цеха, нежели офиса. Пол был вымощен крупной серой плиткой, стены выкрашены темно-зеленой масляной краской, с потолка не слишком ярко светили лампы дневного света (одна из них трещала и то вспыхивала, то гасла). Тем не менее, Николай был не прочь здесь прогуляться, но, оглянувшись по сторонам, увидел, что коридор с обеих сторон перекрыт новыми постами с вахтерскими будками. Автоматчиков там, правда, видно не было, но искушать судьбу он не стал — тем более что время было без минуты десять — и, как ему и было и сказано, пересек коридор и через еще одну дверь с мутным стеклом вышел на лестницу. Поморщившись от стоявшего там резкого запаха курева, Селиванов поднялся на второй этаж. Там обстановка была уже совсем другой, куда более напоминая атмосферу какого-нибудь советского института. Именно советского, а не постсоветского, ибо первым, что услышал Николай, войдя на этаж, был пулеметный стрекот пишущей машинки. Выходит, насчет электроники — это все-таки правда, хотя, конечно, далеко не факт, что дело здесь в загадочном поле, а не в административном идиотизме, выражающемся в запрете компьютеров из страха перед хакерами и вирусами… Пол здесь был замощен паркетом из крупных планок, а стены выкрашены в пастельный розовато-желтоватый цвет, и на них даже висела какая-то местная самодеятельность — любительские рисунки в рамках и листы ватмана с приклеенными к ним фотографиями и рукописными стишками. Задержавшись возле одного из таких листов, Николай убедился, что это новогодняя стенгазета пятилетней давности. Читать эти творения — даже если бы они его и заинтересовали — было, впрочем, затруднительно из-за нехватки света, еще более заметной, чем на первом этаже: окон в коридоре не было (по обеим сторонам шли двери кабинетов), а лампы на потолке горели далеко не все.

За какой-то из дверей надрывался телефон. Навстречу Николаю процокала каблуками решительного вида худая высокая дама в кудряшках, с лошадиным лицом. Ее можно было бы принять за спешащую по крайне важному служебному делу, если бы не электрический чайник в ее руке. Николай проводил ее взглядом; она вошла в одну из дверей, и прежде чем дверь вновь закрылась, изнутри донесся взрыв смеха; вероятно, там с утра пораньше праздновали чей-то день рожденья. В целом все выглядело разочаровывающе буднично — никакого ощущения, что он наконец-то проник на секретный, таинственный и зловещий Комбинат, куда прежде, если верить Светлане, не попадал ни один журналист «извне», не было. Обычное пребывающее в постперестроечном упадке учреждение, разве что без компьютеров и сданных в аренду торговым фирмам помещений…

Селиванов отсчитал шестую дверь слева — никакой таблички на ней не было — и постучал. Ему никто не ответил; он подергал ручку и убедился, что дверь заперта. Было 10:01.

Десять минут спустя он все еще топтался под дверью, со злостью вспоминая слова Славеста «ровно в десять». Хотя рабочий день здесь, наверное, с девяти, а то и с восьми… Нет, пусть начальник местного отдела безопасности является на службу когда угодно, хоть вечером, но зачем тогда назначать интервью на утро?! Николай бы с большим удовольствием поспал лишний час… А может быть, тетка его неверно направила, и это вообще не та дверь? Спросить бы у кого… глядишь, и еще одно неформальное интервью получится… Он постучал в соседнюю дверь, но там тоже было заперто. Тогда он постучался в кабинет, примыкавший к нужному ему с противоположной стороны. Оттуда ему тоже не ответили, но, когда он повернул ручку, дверь открылась.

Внутри была абсолютная тьма — какой не бывает днем даже при самых плотных шторах. Скорее всего, в этом помещении вовсе не было окон — хотя на какую-нибудь кладовку оно не походило. Николай пошарил рукой по стене в поисках выключателя, нашел, щелкнул. Свет лампы озарил небольшой кабинет, и в самом деле лишенный всяких намеков на оконный проем, хотя бы и закрытый. На том месте, где полагалось бы быть окну, на стене висел большой календарь за какой-то давний год, открытый на високосном феврале (прищурившись, Николай различил и цифры года в углу — 1984). С календаря смотрел добродушный сенбернар. Вероятно, хозяин кабинета любил собак, хотя в таком случае было непонятно, почему он повесил календарь у себя за спиной — а стол и стул располагались именно таким образом. Было чертовски странно видеть офисный стол без компьютера, но такового действительно не было. Вместо него на столе громоздилась некая металлическая конструкция, похожая на помесь гигантской точилки для карандашей с миниатюрным не то станком, не то мотором. Николай догадался, что это механический арифмометр — кажется, в советские времена такие называли «железный Феликс». Еще на столе стоял телефонный аппарат столь же древнего вида и пластмассовый стакан, из которого высовывались пара ручек и карандаш. Справа от стола был фанерный шкаф с пустыми полками, слева — железный сейф и пустая рогатая вешалка. Судя по лежавшей на всем этом пыли, хозяин кабинета отсутствовал уже давно хотя все же едва ли с самого 1984 года. Николай еще раз окинул кабинет профессионально цепким взглядом и неожиданно заметил бумажный листок книжного формата, завалившийся между сейфом и стеной. Должно быть, он оторвался от какой-то ветхой брошюры, и его не заметили, когда выносили (скорее всего, на выброс) книги из шкафа. Любопытство заставило Селиванова шагнуть внутрь. Он, конечно, понимал, что едва ли вот так запросто обнаружит секретный документ, проливающий свет на местные тайны — уже хотя бы потому, что все такие документы прошиваются и нумеруются, и пропажи даже одного листка, даже если все остальное отправлялось на утилизацию, местные секретчики должны были хватиться. Скорее всего, эта страница из инструкции к тому же «Феликсу» или из каких-нибудь таблиц Брадиса. Тем не менее, он знал, что порою в учрежденческом мусоре попадаются любопытные артефакты. Как-то ему довелось рыться в бумагах, выброшенных после генеральной уборки из одного ведомственного вычислительного центра, и хотя интересовавших его документов он тогда так и не обнаружил, однако менее чем за полчаса последовательно наткнулся на брошюру 1956 года о превращении ржи в пшеницу за авторством Т. Д. Лысенко, книгу М. Свядоща «Женская сексопатология», детскую книжку-раскладушку «Маша и медведь» и три незаполненных удостоверения тракториста советского образца.