Мария Метлицкая - И все мы будем счастливы [сборник]

Зяблик поспешил в комнату и быстро вернулся с альбомом. Получается, что фотографии мамы все же хранились в альбоме, а не в старой картонке из-под сапог. С фотографии на Киру смотрела красавица. Какое лицо, какие волосы, какие глаза! Зяблик, кстати, был вылитая мать. Вот откуда эта красота — гены. Только почему эта прекрасная молодая женщина такая печальная? Предчувствие скорой смерти?

— Как ты похож на нее! — Кира старательно вставила фото в прорезь альбома. — Просто одно лицо!

— Куда мне до нее! — отмахнулся Зяблик. — И вообще до всех них!

Помолчали.

— А через год ушла Ольга Сергеевна, Мишкина мама, — нарушил молчание Зяблик. — И тоже совсем молодой. Так мы и остались с ним — два сироты. Он да я. И мы друг у друга.

— А Мишкиного отца, — спросила Кира, — вы не пытались найти?

— Как же, пытались, и довольно долго искали. Нашли. Жил он в Кронштадте, служил в военной части. Рванули туда на майские — да, точно, на майские, — уже было довольно тепло, и мы поехали в одних рубашках. Очень было тепло, — повторил он. — Ну и приехали. Нашли этого… дядю. Все объяснили ему: Ольга Сергеевна умерла, Мишка, его родной сын, остался один на всем белом свете. Папаша этот… Смотрел на нас как баран на новые ворота. И молчал, брови хмурил. А потом выдал: и чего вы приехали? Говорите сразу, чего вам надо. Ну мы переглянулись и пошли себе прочь. Мишка, правда, тогда… Прости, может, мне не надо тебе это говорить… Мишка тогда разревелся. Прости, — повторил он.

— Какое «прости», Леша? — удивилась Кира. — Правда, я ничего об этом не знаю. Нет, про маму, конечно, знаю, про Ольгу Сергеевну. А вот про папашку Мишка мне никогда не рассказывал. Наверное, сильно болело.

— Болело, — кивнул Зяблик. — А как ты думаешь? Родной отец — и такая вот сволочь. В общем, стали мы выживать. Вдвоем. Правда, Мишка скоро женился на этой Нине.

— Ты ее знал? — спросила Кира. — В смысле — хорошо знал?

— Да что там было знать? Нина и Нина. Пригрела его, накормила. Создала, так сказать, иллюзию. Замуж очень хотела. Да, ждала из армии, было такое. Письма писала, поддерживала. За это, конечно, спасибо. Что говорить. В загс они пошли после того, как она объявила о своей беременности. Мишка не хотел. Говорил, что не любит ее. Но пришлось — куда денешься. А Катьку свою обожал, это правда. И мучился очень, когда… Ну, когда появилась ты. А я ржал, что его негативный опыт навсегда отвел меня от женитьбы. Спасибо ему говорил. А он обижался, дурак. Потому что был очень несчастлив, страдал — из-за дочки.

— Да, все у нас было непросто, — грустно сказала Кира.

— В Мишкиной жизни вообще все непросто, — подтвердил Зяблик. — Не то что у меня.

— Слушай, Леш, — решилась Кира, — ты меня извини ради бога, конечно, это совсем не мое дело. Но на правах старого друга… Леша, что у тебя происходит? Ну, эта квартира… — Кира смущенно и растерянно обвела комнату глазами. — В смысле, где всё? Все твои вещи? И куда ты — снова прости — исчезаешь по утрам? Нет, я не из любопытства, просто переживаю за тебя. Ты заболел? Или долги? Не хочешь — не отвечай, ты не обязан.

Зяблик встал, прошелся по комнате, постоял у окна. Раскурил новую сигарету и наконец ответил:

— Долги. Долги, Кира! И какие долги! Не расплатиться. Но я честно пытаюсь. — Он повернулся и внимательно посмотрел на нее. — А ты уверена, что хочешь послушать? Готова?

— Готова, — неуверенно сказала Кира, она уже была не рада, что затеяла этот разговор.

Зяблик по-прежнему стоял у окна.

— В общем, так. У меня, Кира, есть сын. Да, мой родной и единственный сын. Откуда? Ну ты ж понимаешь, в молодости наследил. — И он безнадежно и обреченно махнул рукой. — Мать его родила парня, как ты догадалась, не сказав мне ни слова. Просто взяла и родила «от любимого мужчины» — это ее слова. И никогда, ни разу, ничего не потребовала. Ни внимания, ни любви, ни денег — никогда, повторяю. Родила для себя . Это, кажется, так у вас называется?

Кира вздрогнула: «родила для себя», «это, кажется, так у вас называется». Зяблик ее реакцию не заметил и продолжил:

— Родила, сама принесла из роддома. Нет, кто-то, конечно, встречал: мама, подружки. Мать у нее, слава богу, была — тащили этот нелегкий воз вместе. Материально им было нелегко, конечно. Но повторяю — ни разу она не пришла ко мне за деньгами. Когда парень вырос и стал требовать правды, она рассказала, и была, думаю, права. Сын имеет право знать, кто его отец. Ну и потом, знаешь, я на всю жизнь запомнил Мишкины слезы — тогда, в Кронштадте, — на всю жизнь. Как мы обратно ехали в поезде и он рыдал — в подушку, конечно. Стеснялся. Даже меня, представляешь?