Тимур Пулатов - Жизнеописание строптивого бухарца. Роман, повести, рассказы

Затем опять молча и сосредоточенно порылись в мешочках, прежде чем Аппак спросил:

— Дверь на крючке?

— Сам закрывал, — ответил дежурный Мордехай и вынул из мешочка яйцо и поставил перед собой на стол, почему–то робко глянув на Душана.

Остальные тоже стали класть на стол из своих мешочков — яйцо, яйцо, яйцо, почти у всех яйца. Смеясь и толкая друг друга в бок, крутили мальчики на столе яйца, затем кто–то швырнул в кого–то яйцо, и оно полетело, и с таким звуком, будто хлопнули ладонями, ударилось, вареное, о стену и покатилось под стол. И во всей этой возне с яйцами было что–то гнетущее, раздражающее Душана, и, чтобы хоть как–то разрядить обстановку, он встал и помахал тюбиком с пастой, которая оказалась в его мешочке среди съедобного:

— Тише, братцы! Послушайте, что написано: «Паста… состав синтомицина… наносится на ожог… три раза в день…» так… вот самое интересное: «имеет нежный, современный запах»… Ха–ха! Поистине, братцы, современность пахнет очень нежно, — как–то вымученно смеясь и чувствуя свою вину, проговорил Душан. — Да, удивительно нежно пахнет сегодняшний день и весь этот год… — Но ему не дали выразить то, что в нем накапливалось, — сожаление содеянным, брезгливость ко всему, что делалось теперь вокруг…

— Да, если иметь в виду запах этих яиц, — сказал Аппак, вставая. — Ладно, надо кончать мужские посиделки, скоро сюда воспитатель заглянет. Пусть кто–нибудь яйца эти уберет со стола и выбросит в мусорку. А заодно и все эти мешочки с остальной едой…

— Пусть Шан сам и убирает, — сказал Шамиль, идя следом за Аппаком к двери.

Душана это так покоробило, так унизило, словно сказали вслух о его вине.

— Нет, Ам, сделай милость, — язвительно проговорил Душан, подбегая к Шамилю и сжимая крепко его локоть, — убери. Я нагадил, а ты убери!

Шамиль возмущенно сделал шаг назад и такое движение всем телом, словно хотел замахнуться на Душана.

— Во–первых, я не Ам, а Шам… А во–вторых… ты зря думаешь, что показал свое геройство. Десяток вареных яиц — это не откуп, правда, Пак? Пусть он на чем–нибудь настоящем себя покажет… тогда состоится торжественное примирение.

Аппак слушал их, держа дверь за ручку, сначала спокойно, но где–то с середины фразы Шамиля усмехнулся, также явно не одобряя Душана. Но, чтобы опять не обострять с Душаном, сказал:

— Мне кажется, ты не прав, Шам. Важно начало… А Шан сегодня сделал первый шаг. Хороший шаг. Хотя, конечно, личность познается на крупных делах. Вот если он все же решится на «велосипед», тогда будет другой разговор…

— А потом эта паста! — воскликнул Шамиль, почему–то явно не желая успокаиваться. — Ты прости меня, Шан, но у тебя все как–то нелепо и нескладно. А нелепость всегда ведет к жестокости. Надо же так, чтобы именно тебе попался мешочек с пастой, в которой, может быть, бедный малыш–третьеклассник так нуждается. Ему сделали «велосипед», а ожог по сей день не проходит, мать принесла ему пасту с нежным современным запахом…

Только эти трое стояли возле двери, не решаясь выйти, Аппак, Шамиль и Душан, остальные же продолжали сидеть за столом и крутить яйца, не вмешиваясь в спор. И этот заговор молчания сидящих больше возмутил Душана, чем слова Шамиля, — их желание быть сторонними наблюдателями до тех пор, пока кто–нибудь не победит в споре.

— Отойди от двери, Пак, — сказал вдруг Душан холодным и твердым тоном, — и опусти снова задвижку, — и весь внутренне сжался, чтобы собраться с духом и высказаться достаточно убедительно, не боясь побоев, оскорблений. — Встаньте оба сюда! — И показал Aппаку и Шамилю угол комнаты, и таким властным, выразительным жестом, что оба они, несколько сконфуженные, отошли от двери и стали. Сам Душан отошел в противоположный угол и, со всего маху ударив кулаком по стене, сказал:

— И ты меня судишь теперь, Ам! Все вы… Приглашали сделать подлость. И ты теперь, Пак, сам развращенный, судишь меня, чтобы показать, какой ты великонравственный. Добрый, милосердный… А когда я поступил сегодня по–скотски, чтобы и у меня была ослиная физиономия, вы меня попрекаете, что не принес я сена в ваш хлев, а яиц… и ты их, Ам, даже не можешь заткнуть себе в… — Не помня себя от гнева, Душан бросился на Шамиля, но тот ловко вывернулся, подставив ему ногу, и, как только Душан упал, ударившись плечом об угол, Шамиль выскочил за дверь. За ним Аппак, а потом один за другим мимо лежащего Душана пробежали и другие мальчики, бросая на него кто робкие, а кто и злорадные взгляды.