Владимир Топорков - Щепоть крупной соли (сборник)

Мальчишки сидели на диване чинно, по-взрослому, сложив руки на коленях, смотрели на учительницу. Они точно ждали помощи от нее, поддержки. Нина Ефимовна ловила эти тревожные взгляды, чувствовала, как холодный, липкий пот выступал на лопатках, становилось противно от своей беспомощности. Не от нее, а от Евдокии сейчас зависело, жить ребятишкам в Одноличке или уезжать, она одна сейчас решала этот вопрос, и было бы бестактно вмешиваться в исход этого решения. Ребятишки, наверное, и сами это понимали, хоть и глядели на Нину Ефимовну просительно, поэтому Ромка и вопрос задал:

— Нина Ефимовна, можно мы у вас посидим?

Учительница встрепенулась, точно свои думы с плеч сбросила, проговорила быстро-быстро:

— Конечно, конечно, Рома, посидите… Только как же вас дома найдут?

— Танька знает, где мы. Мы ей сказали, что к вам ушли…

Нина Ефимовна заходила по комнате, чайник на керогаз поставила, на стол собрала, ребятишек пригласила:

— Идите за стол, вы небось не ужинали?

— Ага, правда…

Ребятишки за стол уселись, оживленно загремели посудой. В это время и вошла в комнату Евдокия. Увидев сыновей, в ладоши хлопнула, проговорила радостно:

— Ну, слава богу, а то я с ног сбилась. — И, уже к Нине Ефимовне обращаясь, сказала: — Прогнали бы вы их домой, Нина Ефимовна, ходят, только хорошим людям надоедают…

— Ну, зачем вы так, Евдокия Лукьяновна? — только и нашлось у Нины Ефимовны. Она замолкла, на Евдокию смотрела настороженным взглядом, слов ее ждала, как приговора. И ребята на мать глядели молча, с тревогой. Наверное, и Евдокия эту тревогу уловила, проговорила тихо:

— Уехал Сережка. Не согласилась я, Нина Ефимовна, с ним на центральную усадьбу уехать, — и вздохнула.

— Раздумали? — спросила Нина Ефимовна.

— Ага, в самый последний момент, можно сказать.

— Наверное, плохо сделали?

— Нет, нет. Куда же я тронусь, если дети против? Видите, они вон, — она на ребятишек показала, — даже из родного дома убежали, только бы в чужую деревню не ехать. Правду говорят, где родился, там и сгодился.

— Вот вы об этом бы и Сережке сказали…

— Сережке теперь судьбу трудней ломать, у него своя семья. А мне жаль ребятишек стало — у них и жизни еще не было, а родины уже не будет. Что в памяти останется? Я ведь с чужой деревни в Одноличку замуж вышла, покойник муж сюда привез, по любви за ним оказалась, а все равно, как весна — так в сердце точно рана открывалась, хочу в родную деревню, и все тут. В первые годы убегу тайком, по деревенским улицам пройдусь — легче становится. Там у нас вал есть один насыпной, и по нему сирень посажена. Зацветет — вроде стена белая с фиолетовым отливом вспенилась. Глаз не могу оторвать. Конечно, не в одной сирени дело, надо глубже понимать, только без кусочка этой земли для меня бы жизни не было.

— Хорошо говорите как, Евдокия Лукьяновна! — воскликнула Нина Ефимовна.

— Вы уж простите меня, Нина Ефимовна. — Евдокия даже руку к груди прижала. — Наверное, от скуки, от забот разных с колеи свихнулась. Да только ребятишки на путь истинный наставили. У них хоть и короткий умишко, но иногда в точку бьет.

И Евдокия заторопилась домой.

Воскресным утром разбудил Нину Ефимовну зычный автомобильный гудок. Выглянув в окно, увидела она председательскую «Ниву», залепленную грязью, и председателя, Тараса Викторовича, грузного мужчину в сапогах, длинном несуразном пальто, шагающего к калитке.

Диковинно было наблюдать такую картину. Шесть лет как председательствует, а в школе первый раз.

Председатель долго шаркал ногами в коридоре о половик, натужно кашлял, наконец постучал в дверь. Нина Ефимовна успела платье накинуть, седые прядки расческой поправить, пошла навстречу.

— Вы уж извините, Нина Ефимовна, что в такую рань, — начал с порога Тарас Викторович. — В поле надо пораньше, на уборку кукурузы, и к вам решил заехать, спасибо сказать.

— За что же мне такая благодарность-то? — удивилась учительница.

— За Лыгину Евдокию. Она ведь, понимаете, совсем собралась из Однолички уходить. А мне из-за нее пришлось бы ферму переводить. Подумал-подумал — негде на центральной усадьбе овец размещать, а здесь уходчиков нет. Сами знаете… А сегодня к ней, Евдокии, заехал — она меня и обрадовала. Говорит, решила остаться. Я ее благодарить, а она в ответ: «Учительницу Нину Ефимовну благодарите, ребятишек моих. Они меня, глупую, образумили, не дали из родного гнезда вылететь».

— Так и сказала?