Все остальное — все эти никому не интересные симпатичненькие, мелкие мазки, что пытались покрыть ее позором в галерее Ньюлина, доносящиеся вопли водителя тяжелого грузовика, орущего на Энтони из-за плохо припаркованного автомобиля, звуки начавшегося и закончившегося обеда, голоса Гарфилда, а затем и Лиззи (О Господи! Из всех женщин, на которых он мог бы жениться!), а затем нужно принять душ и вымыть голову, и выбрать платье на этот вечер — все это, как оказалось, можно с инстинктивным умением вытолкнуть по другую сторону толстого плексигласового экрана, туда, где все это уже не имело ни малейшего значения и никак не могло помешать тому настоящему делу, которым она в данный момент была занята.
— Рейчел? — голос Гарфилда с лестничной площадки. — Мама? Хочешь чашку чая? Или что-нибудь еще?
Она пропустила его слова мимо ушей, и он, бедняга, привыкший к такому обращению, ушел.
Она продолжала писать. Подхватив телефон, она подтвердила плотнику, что да, он может доставить ей подрамники во вторник. Супер! Просто шикарно! Она продолжала писать.
Постепенно она догадалась, кто наблюдает за ней. Если бы она прямо посмотрела туда, то, конечно, никого бы не увидела, но она чуяла ее, повернувшись спиной, ловила ее очертания краем глаза, стоило чуть повернуть голову — фигуру, надменно примостившуюся, как на троне, на краешке старого кресла. Она курила — теперь Рейчел могла ощутить запах сигарет, услышать слабое шипение табака, горящего при каждой затяжке — уставившись на Рейчел своими немигающими, осуждающими, сумасшедшими глазами в стиле Старого Голливуда из-под высоченного лба, будто высеченного из гранита.
— Ага, значит, ты вернулась , — сказала она ей, но вопрос прозвучал только в голове. Господи Иисусе, во всяком случае, она надеялась, что это только у нее в голове! Т ебе нравится то, что ты видишь ?
Но старая подруга говорить не собиралась, это было бы ниже ее достоинства. Она намеревалась просто сидеть там, как какая-нибудь наводящая ужас отставная балерина — черная бандана и жесткая дисциплина — сидеть и следить за экзаменующимися во время экзамена, пока работа не будет сделана — и сделана надлежащим образом .
(1960/1961)
Масло на чайном подносе
Идентифицированный лишь недавно как ранняя работа Келли, благодаря документу, найденному новым владельцем среди бумаг покойного отца, этот задумчивый этюд, изображающий коров на пастбище Порт Медоу в Оксфорде в погоду настолько мерзкую, что весь пейзаж кажется подтопленным, датируется несчастливым годом пребывания Келли в городе. В основном самоучка, она, когда могла, посещала лекции и натурные классы в Эшмоловском музее, но была настолько бедна, что ей часто приходилось писать, как в этом случае, на любом подвернувшимся под руку предмете с достаточно большой плоской поверхностью. Порт Медоу демонстрирует безошибочные признаки того, что после того, как картина была закончена, чайный поднос снова использовался по прямому назначению.
(Из коллекции мисс Ниобы Шепард)
Грязными февральскими днями, перед самыми сумерками у Энтони как раз наступало любимое время, когда он мог забиться в угол и укрыться от всего. Не было ни туристов, ни даже школьных экскурсий. Он мог свободно бродить из одного сумрачного зала в другой, и никто его не видел, пока он изучал витрины с сокровищами, пребывая в мире грез. Ему бы надо сидеть в Бодлеанской библиотеке, углубившись в старые газеты, которые он заказал себе еще утром, но мысли не давали ему покоя.
Шел первый год его учебы на степень в магистратуре, и он едва осмеливался признаться самому себе, что выбор романов Смоллетта на хлипкой основе того, что «Хамфри Клинкер» нравился ему больше, чем кому-либо другому из всех его знакомых, был ошибкой. Решив взяться за эту тему, он самым добросовестным образом прочитал все или, во всяком случае, большинство других произведений Смоллетта. И к своему разочарованию обнаружил, что «Хамфри Клинкер» так и остался единственным романом, сохранившим для него свое очарование. Но даже и эта книга после внимательного изучения стала быстро терять свою привлекательность. Он уже начинал чувствовать себя самозванцем и гадал только, когда это станет ясно и его руководителю.
Охрана в музее в это время суток была весьма небрежной, если только не заявлялась школьная экскурсия. Нескольким охранникам, патрулирующим галереи, по всей видимости, страшно не хотелось возвращаться к должностным обязанностям после полуденного перерыва на чай, и они прибегали к любым оправданиям, чтобы слоняться в холле, болтая с продавщицей открыток, так что Энтони был удивлен, обнаружив, что его одиночество нарушено.
Читать дальше