Патрик Гейл - Заметки с выставки

Молодой швейцар взглянул на монеты, которые она вложила ему в руку. «Спасибо, — сказал он. — Большое спасибо», и ушел, оставив Винни задаваться вопросом, дала ли она слишком много чаевых, или недостаточно.

Она отмахнулась от беспокойства; она была иностранкой, так что ей позволительно ошибаться. Единственное, с чем она не могла примириться, так это с тем, что ее здесь постоянно и ошибочно принимают за американку, чего настоящий американец никогда бы не сделал.

Она расстегнула молнию на чемодане, и ей показалось, что одежда легонько вздохнула, избавившись от давления. Чемодан она взяла самый большой, тот самый, что Джош всегда брал в отпуск, когда они ехали вместе, но в котором ей вечно не хватало места. Укладывалась она из рук вон плохо, и имела слабое представление о том, как долго она здесь пробудет.

Она осмотрела свой номер и увидела, что у него такой же потрепанно благородный вид, что и на ресепшн отеля. Шторы выгорели на солнце, на потолке были пятна, и там, где она была бы рада мини-бару, стоял один из этих дурацких маленьких чайников, чайная чашка и пакетики с кофе. Если бы ей захотелось выпить, то пришлось бы наслаждаться этим на людях, внизу в одной из больших комнат, усеянных персонами, выглядевшими такими древними и так прочно обосновавшимися здесь, что она предположила, а не являются ли они постоянными обитателями, которых оставили там их родственники. Она слышала, что англичане так поступают.

Кровать не сулила приятного отдыха — после целой жизни в одной постели с человеком гораздо больше ее самой, спина у нее редко бывала выправлена в правильном положении — но, по крайней мере, белье чистое. Она отодвинула в сторону бесполезные тюлевые занавески — номер был на четвертом этаже, и вряд ли кто-нибудь смог бы туда заглянуть — дабы открыть вид на залив и далекие лодки, и ей сразу стало лучше. Именно за вид и анонимность она предпочла этот большой старый отель какой-нибудь из тех изысканных небольших мини-гостиниц, что подобрал для нее Пити. Она была городской жительницей, и ее не прельщали дотошные расспросы за завтраком, особенно в супер-пупер окружении, тем более в этой поездке.

Она распаковала вещи, выбрала слаксы и блузку, которые собралась надеть, и повесила их в углу над ванной. Потом открыла душ на самую горячую воду и оставила ее течь, понадеявшись, что пар разгладит измятые вещи. Затем она скинула туфли и легла на кровать, думая немного подремать. Ночной полет из Торонто, а затем короткий трансфер из Гатвика, потом час езды на такси из Ньюквея оставили ее совершенно разбитой физически. Однако она была слишком взвинчена, чтобы уснуть. В голове у нее все крутились мысли.

— По крайней мере, закрой глаза , — сказала она себе. — Слушай море там за окном. Она ведь это море, должно быть, слушала. И плавала в нем. И смотрела на него.

Нельзя сказать, что в своих электронных письмах он был особо разговорчив — он был не похож на тех парней, на которых она иногда наталкивалась онлайн, и которые, едва узнав имя, уже выкладывали слишком много информации. Поэтому она решила, что просто он был одним из тех, кто говорит только тогда, когда считает это необходимым. Квакер. Муж ее сестры.

Ее бил озноб, когда она мысленно возвращалась к прошлому. Все те годы, — годы ее траура по Джоэни, ее брака с Джошем, скоротечной последней болезни ее матери и долгого угасания отца — Рей Келли оставалась ее личным демоном. Всякий раз, когда еще один шизофреник нападал с ножом на совершенно незнакомого человека, всякий раз, когда она слышала, как коллеги пугают друг друга рассказами о психах с пустыми глазами, расхаживающими по пустым отелям или сидящими за рулем брошенных ночных автобусов, первым делом ей на ум приходило лицо Рей Келли. Если Джош уезжал по делам, то, вспоминая слишком поздно о том, чтобы задернуть занавески или закрыть на засов заднюю дверь, именно о Рей Келли думала она. Она не могла поверить в то, что человек, оказавший такое травматическое влияние на четыре жизни, затем исчезает полностью. Если бы она прочитала о том, что Рей убила кого-то или, в конце концов, была арестована, или где-то ее сбил трамвай, возможно, это уменьшило бы ее демонический потенциал и, может быть, сделало ее банальной или даже жалкой.

Но однажды, когда Винни лениво искала в интернете старых школьных друзей и вдруг увидела ее имя, внезапно бросившееся в глаза в новых генеалогических публикациях с пометкой «родилась в Торонто в 40-е годы, жила на Джеррард-стрит Ист, умерла в этом году», у нее перехватило дыхание.