— Давай–ка, мы с тобой ушицы заварим! — предложил Камушев. — Только ты банки опять не перепутай!
Последнее замечание имело свою историю. А дело было так. Прошлым летом собрались они, вместе с жёнами выходные на реке провести. Женщины заготавливали для этого случая снедь, а мужчины снасти. Полищуку поручалась заготовка наживки. Тот раздобыл где–то протухший окорок и, не мудрствуя лукаво, повесил его, на радость мухам, под крышей собственного балкона. Через неделю военных действий со своими соседями и собственной женой, он снял со зловонной плантации неплохой урожай. Опарышей, — так называют рыбаки личинок мясных мух, Полищук любовно обвалял в муке, и надёжно упаковал. На берегу реки разбили палатки и закинули удочки. Что–то поймали и в вечерних сумерках женщины решили сварить уху.
— Где рис? — прокричала главная повариха.
— Там, в банке! — ответил ей кто–то.
Уха получилась отменная.
На утренней зорьке Камушев спросил Полищука:
— Где твои опарыши?
— Посмотри, где–то там, в полулитровой банке!
— Нет здесь никаких опарышей, в банке только рис! — прошептал Камушев, пораженный страшной догадкой.
Пока рыбаки переживали утрату драгоценной насадки, женщин выворачивало наизнанку. Жена Камушева до сих пор, без приступов рвоты не может глядеть на рисовые зёрна.
— Это не за тобой едут? — спросил Полищук, первым увидев подкативший УАЗик.
— И здесь нашли! — сплюнул с досады Камушев.
Из машины вышел Тихорук, заместитель Камушева по эксплуатации автотранспорта.
— Еле разыскал вас! — сообщил он. — На Чернобыльской АЭС крупная авария! Взорвался атомный реактор!
— Вы что? Сговорились? Сегодня не первое, а уже двадцать седьмое апреля! В русалку я почти поверил!
— Похоже на правду, Иваныч! Туда наша телевышка прикомандирована! Машинист утром на смену пришёл, а вместо реактора четвёртого энергоблока, одни развалины дымятся, и пожарники по ним со шлангами бегают! Он видит такое дело, завёл свой «Магирус» и ходу! Я вызвал дозиметристов со станции, они попытались замеры сделать, а у них все приборы зашкалило! Они сказали, что не рассчитаны их дозиметры на такие большие излучения!
— Ты бы лучше болтал поменьше! — вмешался Полищук. — Наши электростанции самые надёжные в мире! А атомные станции это самое чистое производство! Это известно всем! А вся эта болтовня, которую ты своим языком разносишь, называется провокацией! А за провокацию знаешь, что бывает?
Что бывает за провокацию, Тихорук очень хорошо знал.
— Удрал твой машинист домой, на праздники, и ерунду какую–то приплёл в своё оправдание! Ты его тоже предупреди, хорошо предупреди, чтобы помалкивал! Вы до конца не понимаете, что происходит? Первое мая на носу, предстоит очень важное политическое мероприятие! А тут вы со своими слухами! Да пусть хоть все пять станций взорвутся, но нужно сначала праздничную демонстрацию провести, митинг трудящихся обеспечить, а только потом авариями всякими заниматься! Будь ты хоть тысячу раз прав, но тебе за распространение антисоветских слухов голову снимут! Позже, может быть, тебя и оправдают, но тебе–то безголовому, это будет уже безразлично! Так, что ты помалкивай, а я, в случае чего, скажу, что я ничего не слышал!
— Ты Безродного видел? — сухо спросил Камушев.
— Он в воинскую часть поехал! — пробормотал Тихорук. Под натиском Полищука, губы его отяжелели, а лицо, как у провинившегося школьника, приняло довольно глупое выражение. — Он тоже не верит, что возможен взрыв реактора! За приборами, к воякам, поехал!
— Давно он уехал?
— Да уже около двух часов назад!
Рыбаки залили водою костёр, собрали снасти — выходной день был испорчен.
— Ну как? — спросил Камушев Безродного, записывающего что–то в свой блокнот. Тот пожал плечами.
Вокруг телевышки топтался одетый в костюм противохимической защиты военный. В левой руке он держал перед собой какую–то металлическую кочергу и время от времени тыкал ею в различные места автомобиля. От кочерги тянулся тонкий провод к висевшему на груди этого пугала пластмассовому ящику. Вся эта картина вызвала в душе Камушева почтительный страх. Камушев, набравшись смелости, осторожно прокрался за спину дозиметриста и нагнулся своею громадой над его головой. По шкале прибора ползла стрелка. Вид этой стрелки внушил в сознание Камушева ещё больший страх.
— Переднее левое — два с половиной! — отчеканил военный, не обращая внимания на любопытное сопение, позади своего затылка.
Читать дальше