Наконец раздалось: «Едут!» Чтобы не создавать суету на дорогах, все строительные машины остались стоять в автопарках. Около ста километров дороги, от ближайшего аэропорта до станции, оцепили наряды милиции. Для этой цели были приглашены милиционеры с соседних областей, так как своих показалось маловато.
Впереди, мигая синими огнями, пронеслись милицейские «Жигули», за ними несколько мотоциклов, потом блистающие лаком «Чайки», за теми кавалькада чёрных «Волг». Замыкала колонну серенькая «Нива» секретаря райкома партии. В самом хвосте тянулись два автобуса, до отказа набитые большезвездными офицерами милиции. Два ряда постовых, установленных вдоль дороги, глотая пыль, втянув животы и выгнув грудь, отдавали честь.
Партийно–хозяйственный актив намечался на вечер.
— Нет уж, освободите меня от этой показухи! — горячился Безродный, — Что это цирк, что ли? Что я там не видел? Да и в партии я никогда не состоял! А вы знаете, на сколько эта бодяга затянется? Эта пустая говорильня до самого утра, а утром на работу! Можно было бы понять, если бы что стоящее решалось, а то из пустого в порожнее переливать будут! Для меня эта стройка не первая, и что меня более всего бесит, это оперативки, проводимые представителями верховной власти! Как начинаются предпусковые работы, так они тут как тут! И что самое интересное, почему–то проводят свои заседания всегда, я подчёркиваю это, всегда по ночам! Когда идут пусковые работы, днём ты как белка в колесе крутишься, а на двенадцать ночи оперативка назначена! А утром тебе надо людей озадачить, спать некогда! Ну, их всех к чёрту, не пойду я туда!
— Что тебе там морду набьют, что ли? — гудел Камушев, — Нам восемь человек представить надо! Туда и буфет завезли, кур и колбасу продавать будут! Если подсуетиться, то сделаешь себе запас продуктов, и будешь домой как нормальный человек на обед ездить! А то, если питаться тем, чем нас в столовых кормят, то долго не протянешь! В лучшем случае, хронический гастрит через полгода приобретёшь, а в худшем, через шесть месяцев язву желудка вырежешь!
— Я уже привык по разным стройкам всякую дрянь есть! И наша столовая ничем не хуже других! — попытался опять отвертеться Безродный. — А механизм появления буфетов на различных партхозактивах таков: сначала на место его проведения приезжают повара высокого начальства! Следом подтягивается продовольственный обоз! Повара выбирают то, что повкуснее и посвежее для своих хозяев, а остатки, как собакам на драку, выкидывают для подкормки нас — мелких начальничков! Боюсь, что я не пробьюсь к прилавку!
— Говорят, что туда две машины пива выгрузили! — выкинул последний козырь Камушев. — Пиво бутылочное, значит, неразбавленное будем пить!
— У нас научились разбавлять даже воду, так что неразбавленного пива не бывает!
— Не бухти, не бухти, дуй за авоськой, и чтобы к семи был!
С шести вечера у крыльца музыкальной школы, предварительно украшенной огромнейшим плакатом с надписью: «Коммунизм — это есть советская власть плюс электрификация всей страны! В. И. Ленин.», стал собираться народ. Многие пришли сюда, чтобы попытаться пробить милицейский кордон и оказаться поближе к уставленным яствами столам. Когда стало ясно, что продуктовое изобилие имеет целью не насыщение граждан, а является показателем работы местного начальства, и что продажа будет начата только после окончания заседания, а скромные запасы продуктов не насытят и малой толики жаждущих, а лишь спровоцируют мордобой, толпа приуныла. Сбившись в кучки вокруг своих начальников, собравшиеся отмечались в списках, парились в строгих костюмах при галстуках, смолили вонючие сигареты. К семи часам вечера огромный зал был заполнен до отказа. Недогадавшиеся заранее занять места стояли в проходах. Высокие гости, а точнее хозяева страны, заняли президиум. Вдруг из динамиков оглушительно грянула мелодия Интернационала, записанная на магнитофонную ленту:
Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов!
Все находящиеся в зале послушно встали. Наиболее продвинутые в деле политического воспитания дружно подхватили:
Кипит наш разум возмущённый
И в смертный бой вести готов!
Камушев старательно шевелил губами:
Это есть наш последний
И решительный бой!
Когда партийный гимн был исполнен, и участники заседания заняли свои места, из–за кулис двое молодых людей, вероятно из состава свиты, вывели под руки древнего старичка. Они усадили его в центре ряда столов, впереди гипсового, пахнущего свежей краской бюста Ленина, установленного на фоне кумачовых занавесей. Старичок одарил зал приятной улыбкой и поднял руку для приветствия.
Читать дальше