Юрий Плавский - Мертвые собаки

Когда, наконец, все разместились за столом, и рюмки были наполнены, Камушев провозгласил тост:

— За новую семью! Будьте счастливы!

— Спасибо, Александр Иванович, за добрые пожелания! — поблагодарил Безродный, после того, как рюмки были осушены. — Но обычный тост для таких случаев, — продолжал он, — звучит так: выпьем за успехи в труде и счастье в семейной жизни, что в переводе с советского языка на человеческий означает: выпьем за бизнес и за секс!

— Отличный тост, — рассмеялся Камушев, — пусть он будет следующим!

— И на кого, я дура, польстилась? — обласкала мужа своим взглядом Татьяна. — Бабник! Ой, бабник!

— Папа, а что такое секс? — спросил Женька.

— А тебе уже давно пора спать! — вспомнила Татьяна.

— Пусть мне папа сначала сказку расскажет, — упёрся Женька, — тогда пойду спать!

Из последней реплики Камушев понял, что Безродный уже давно освоил это пространство в качестве хозяина.

Когда первая бутылка опустела, Татьяну потянуло на песни. В годы своей молодости Камушев тоже любил петь. Но годы те давно ушли, оставив в памяти лишь первые строчки давно устаревших песен. Когда, по причине застолья, где–либо пели, он тоже старательно шевелил губами, но издавать при этом музыкальные звуки, почему–то стеснялся. Из Безродного певец тоже был, не ахти какой, но когда последние строчки куплета повторялись, он с воодушевлением их подхватывал, и в этом случае дуэт получился вполне приличным.

— вела высоким голосом Татьяна, —

Когда были исполнены пара песен, то Камушев вскользь заметил, что начальство уже давно атакует его по поводу отсутствия внутри их предприятия коллектива художественной самодеятельности. И так как, наконец–то, обнаружились истинные таланты, то он вскоре сможет выполнить это важное партийное поручение. После такого откровения Татьяну на песни уже не тянуло.

Это застолье было Камушеву в тягость. В подобных случаях он всегда оказывался в центре внимания, всегда кому–то что–то надо. В основном люди демонстрировали свои тесные комнатушки и просили квартиры. Так как жильём Камушев практически не ведал, то старался избегать приглашений в гости. Здесь он тоже ожидал, что у него будут клянчить улучшения жилищных условий, и на этот счёт у него были кое–какие соображения.

Но разговор о жилье не возникал, и Камушев почувствовал здесь себя совершенно лишним. Татьяна к мужниному плечу приникла, ребёнок у названного отца на коленях пригрелся, а он, Камушев, будто через замочную скважину в чужую дверь подглядывает.

— Ну, коли рюмки налиты, то давайте, на посошок, за новую фамилию выпьем! — поднял он тост. Сказал, да как сквозняком на сдобное тесто дунул, скисли хозяева что–то.

— Женя! Тебе, сынок, уже давно спать пора! — наклонился к ребёнку Владимир.

— А ты ещё мне сказку не рассказал! — напомнил ему Женька. Он поудобнее устроился на мужских коленях, давая понять, что так просто от него не отделаются.

— Ну, хорошо! — согласился Безродный, — Я расскажу тебе сказку, но только при условии, что ты сразу же пойдёшь спать! Договорились?

Ребёнок утвердительно кивнул головою.

— Про что же тебе рассказать? — задумался Безродный. — Хочешь, я расскажу тебе про поросёнка, который всегда совал свой любопытный нос в чужие дела?

— Нет, ты мне лучше про щенка Тузика расскажи!

— Хорошо! — согласился Безродный. — Слушай!

— Во дворе большого дома со своей мамой–дворняжкой жил весёлый щенок по кличке Тузик. Цвета он был неопределённого. Одно ухо у него висело, другое стояло. Одна лапка у него была в белом носочке, а все остальные коричневые. На спинке у Тузика было большое чёрное пятно, а на грудке он носил жёлтый воротничок. Когда на улице шёл дождь, Тузик спал под лестницей в подъезде своего дома, либо под лавкой на детской площадке. Но когда на улице светило солнце и на площадку высыпала детвора, какое это было счастливое время. Каждый ребенок, а иногда даже и взрослые угощали Тузика вкуснейшими конфетами, печеньем, а то и котлеткой. Кое–что из вкусного перепадало даже и маме.

А на третьем этаже первого подъезда их дома жил замечательный пёс по кличке Арнольд. Ах, какая это была красивая собака. Шерсть его блестела. От него пахло сосисками, шампунью, и ещё какими–то замечательными и малознакомыми домашними запахами. Как только Арнольд появлялся во дворе, вся ребятня тут же бросала Тузика. Каждому ребёнку хотелось погладить Арнольда или хотя бы постоять с ним рядом. Но хозяин категорически не разрешал им этого делать. Он говорил, что Арнольд собака служебная, и поэтому она не понимает ласкового к ней обращения. Арнольд косился на всех строгим взглядом и старательно выполнял все команды, которые произносил его хозяин. Ах, какой это был замечательный пёс. А какой у него был ошейник? Но самое красивое, что было у Арнольда, так это его намордник. Он был сделан из настоящей пахучей кожи. На нём блестели медные заклёпки, и прошит он был прочными капроновыми нитками. Ах, какой это был красивый намордник. Как щенок Тузик завидовал Арнольду и его прекрасному наморднику.