Гейл Форман: Сестры по благоразумию

Отец снова отрицательно покачал головой.

– Нет, дорогая. Не из-за этого. Я направил тебя в неправильное место, но причины, по которым я это сделал, были правильными.

– Не смей так больше говорить! – закричала я. – Не смей и дальше врать! И себе не ври! Я всегда любила тебя и всегда буду любить, но я больше ничего подобного тебе не позволю. Ты отправил меня сюда потому, что думал, будто я больна. Так вот никаких проблем с головой у меня нет и не было. Я – твоя дочь. И я дочь своей матери. Я любила ее и потеряла точно так же, как и ты.

Отец обнял меня. Я почувствовала, как его трясет, и тут же успокоилась. Папа начал плакать, и моя грусть и страхи исчезли. Потом отец отстранился и посмотрел на меня так, словно видит впервые. Он погладил меня по голове и спросил: «И когда же моя маленькая девочка успела стать такой мудрой?»

Я рассмеялась и почувствовала огромное облегчение; наконец камень с моей души упал.

– Я хочу познакомить тебя с подругами, – сказала я.

Я уже повернулась к сестрам, когда краем глаза увидела, что в мою сторону кто-то идет. Солнце светило в глаза, и я до конца не могла разобрать, кто это, поэтому решила, будто мне кажется. Или я слишком размечталась. И тут я услышала, как меня зовут.

– Брит Хемпхил!

– Джед, – хотела крикнуть я, но произнесла его имя шепотом.

Тем не менее Джед меня услышал. Он подходил все ближе и ближе, глядя мне прямо в глаза. Я все еще держала отца за руку; он посмотрел на меня, потом на Джеда, а потом снова на меня. Сперва на лице папы было выражение непонимания, а потом, как я догадалась, он узнал Джеда. Я крепко сжала руку отца и улыбнулась, чтобы успокоить его и дать понять, что все хорошо. Он тоже сжал мою руку, а после отпустил.

Я подбежала к Джеду, обняла его и поцеловала. Я целовала его лицо, а потом прижалась губами к его шее. Я слышала, как за моей спиной сестры одобрительно хлопали в ладоши и громко кричали, словно после сеанса фильма, который им очень понравился. И тут я поняла: фильм не закончился, а только начинается.

Через пять месяцев…

Восемь городов, одиннадцать дней, почти две тысячи километров, десять комнат в мотелях и двадцать одно бурито – после моего первого турне с группой Clod я, наверное, должна была проспать, ни разу не просыпаясь, целую неделю. Но на самом деле энергии у меня было хоть отбавляй. Мне очень нравилось играть вживую на сцене, нравились новые короткие и быстрые песни, такие как «Разбитая Золушка» и «Душа Клейтон – это черная дыра». И, конечно, мне нравилось двадцать четыре часа в сутки быть рядом с Джедом. Я чувствовала себя свободной как птица.

Еще совсем недавно я себя таковой не ощущала. Даже после этих гастролей я с трудом верила в то, что отец разрешил мне в них участвовать. Я спросила разрешения и ожидала чего угодно, но не согласия. Но отец выслушал мою просьбу и признался, что частично его страх относительно музыкантов объяснялся его личным опытом. Он сказал, что знает, что семнадцатилетние девушки готовы пойти на все, чтобы встретиться с членами группы, которая им нравится. Тут мне пришлось напомнить: я не фанатка и не дурочка, а один из исполнителей в группе.

Через неделю после этого разговора отец впервые пришел на наш концерт. После выступления я заметила, как он смотрит на меня: не своим обычным взглядом, в котором я читала страх того, что может со мной произойти, а мечтательным взором, который всегда говорил мне – он меня одобряет и поддерживает. На следующее утро отец дал свое разрешение на мое участие в гастролях, но только в случае если я буду звонить ему каждый день. Наши разговоры по телефону оказались гораздо более интересными и содержательными, чем те, которые у меня были с ним во времена, когда я жила в Ред-Роке. Он интересовался тем, как прошел очередной концерт, и рассказывал занятные истории из тех времен, когда сам работал с музыкальными группами, выезжающими на гастроли. Об этих временах он до этого не вспоминал.

Теперь о маме. С ней другая история. Вместе с бабушкой я поехала к ней в Спокейн через пару недель после того, как вышла из Ред-Рока. Тогда мама пребывала в самом плачевном состоянии. Она постоянно говорила о том, что через пломбы в зубах получает радиосигналы, и смотрела вдаль пустыми глазами. Она меня не узнала. В следующий раз я оказалась в Спокейне, когда Clod давал в городе концерт. Тогда маме было гораздо лучше. Она молчала, улыбалась как ребенок, и держала меня за руку. В тот день я приехала к ней вместе с Джедом, и после посещения задумалась о том, не испугала ли его тем состоянием, в котором находилась моя мать, и не навела ли на мысли о том, что со мной может случиться что-то подобное. Но после концерта я посмотрела на себя в зеркало и решила: лучше всего вообще не думать на эту тему.