Вероника Кунгурцева - Киномеханика

Внимание Марата привлекли вопли: по дороге, террасой выше того места, где он устроился, за деревьями, разыгрывалось представление. Хулиганы, среди которых Марат узнал двух самых младших участников карточной игры на Ворошиловском пляже, приплясывая и раздирая криком рты, преследовали смешную даму, наряженную в полосатое, до пят платье с длинным рукавом. Та отмахивалась от ребятишек раскрытым цветастым зонтиком. Мальцы, особо жестокие и даже циничные в этом возрасте, выкрикивали дразнилки собственного сочинения, а также всем известные, но переиначенные к настоящему случаю: «Синий, синий, полосатый убил дедушку лопатой!», «Синяк с печки бряк!» «Дракон трехголовый: одна башка — на шее, две другие — сиськи!», «Сердцеедка!», «Лахудра крашеная!», «Клоун, клоун побежал!» Дама бежала, путаясь в подоле, теряя равновесие: высокие каблуки норовили подломиться, зонт в розовых и зеленых разводах опасно кренился то влево, то вправо. Марат приподнялся со скамейки, подумывая вмешаться — пожалуй, насколько можно было разглядеть сквозь листву, он был знаком с этой дамой. Но та внезапно захлопнула зонт, развернулась — Марат сквозь слой грима, которым было покрыто ее лицо, окончательно опознал Тоню — и, подскочив к малолеткам, застывшим в некотором недоумении (видимо, жертва, которую преследовали не в первый раз, до сих пор и не думала защищаться), размахнулась и нанесла удар зонтом в лицо знакомцу Марата, попытавшемуся тогда, на пляже, выудить у него из нагрудного кармана открытки с видами курорта. Парень отлетел и завизжал, остальные подбежали к нему. Когда же он с плачем отнял ладонь от щеки, оказалось, что и лицо, и руки у него в крови. Наверное, от удара в конструкции зонта что-то лопнуло — металлическая проволока соскочила и, прорвав ткань, оцарапала подростка.

Марат вернулся к недоеденным бутербродам, а Тоня осторожно спускалась по тропинке, выбитой в горе, между косо растущими деревьями. Путь ее пролегал мимо его обеденной скамьи; она уже снова раскрыла свой нарядный зонтик, который отбрасывал тень на мертвенно-бледное лицо. Болезненная синева не проступала сквозь слой пудры (теперь ясно, чьей пудрой он забелил синяк, полученный в драке с Барабулей), глаза были густо обведены черным карандашом, на щеке траурная слеза. Она и впрямь могла сойти за Пьеро: и стрижка под гарсона, и волосы как вороново крыло, и губы, точно лепестки красной камелии. Тоня уже прошла мимо, но перед тем как завернуть за угол пятиэтажки, обернулась и, взмахнув зонтиком, крикнула: «Учи матчасть, братишка!»

Что она хотела этим сказать?! Попив газировки, он направился в кинотеатр, где у него были назначены теперь уже два свидания: с Элей и Жекой. Пожалуй, можно сказать, что он на курорте нарасхват. Вот бы они посмеялись со старшим узником: ведь это Петрик, отличавшийся гладкой наружностью, позволял надзирательницам соблазнять себя, а те и не подозревали, что он берёт у них уроки, чтобы разобраться с истицей-травести, которую из-за малого роста не утвердили на роль Иокасты, о которой та страстно мечтала.

Увидев, что оргстекло кассы завешано с изнанки желтой шторой, а в проем выставлена табличка «Технологический перерыв», и убедившись, что дверь в кассу прикрыта неплотно — оттуда слышался разговор на повышенных тонах: Жека, баба Шура и еще кто-то — Марат решил не подслушивать, а, пользуясь тем, что кассирша его искала, постучал и, не дожидаясь ответа, вошел внутрь.

Окошко кассы находилось слева, в самом конце длинного и узкого, похожего на гроб, помещения. Правда, потолки в кассе оказались высоченные, точно в кинохраме. Каморка была тесно заставлена: по левую руку железный сейф, где, наверно, хранилась выручка кинотеатра за весь день, справа в углу — стоячая вешалка, на рогах которой висели темно-синий рабочий халат технички и авоська с буханкой хлеба и макаронами, дальше — кресло, в котором сидела контролер Раиса в темной шелковой блузке, элегантной черной юбке и траурной газовой косынке, покрывавшей высокую белокурую прическу; она так глубоко провалилась в кресло, что массивные колени оказались выше затемненной головы. Жека присела на край журнального столика, стоящего впритык к креслу. Баба Шура занимала место кассира за поперечным столом. Все стены, кроме зеркала, отражавшего задернутое сейчас окошко, были, точно обоями, заклеены плакатами с кинокадрами недавно вышедших на экраны страны фильмов.

Жека, едва кивнув гостю — в руках она вертела солнцезащитные очки, — продолжала начатый до его прихода разговор: