Жужа Тури - Под одной крышей

— …Хорошо, — сказала я, — она добропорядочная старушка, я ничего не имею против нее, но могу же я любить ее издали, а разве это возбраняется? — К счастью, Вайтаи, не дожидаясь ответа, стала рассказывать что-то еще о своей свекрови, покойной баронессе Вайтаи. — Если бы я хотела жить под чьей-то опекой, то осталась бы тогда со своей мамой, сказала я. Эгон, конечно, перепугался, он ужасно любит меня. Но какая сложная жизнь: в сорок четвертом году свекровь умерла, и я вернулась все же к маме, вернее, она ко мне, так как после отъезда Эгона мама переехала в Чобад. Все-таки, что ни говори, а шесть немецких офицеров жили в особняке! Командир, фон унд цу и прочее оказался типичным пруссаком, словно сошел со страниц романа…

— Немецкий офицер? — Мари резко выпрямилась. — Я слышать о них не могу, все они убийцы, а не…

— Вижу, вы совсем не знаете их. Для одних они убийцы, а для других веселые парни; но этот был надменный, одним словом, типичнейший пруссак. Не скажу, чтобы я уж очень симпатизировала ему, нет, я не была влюблена в него, но зато он по уши влюбился в меня и как только не изощрялся! Даже с фронта присылал красные розы, правда фронт был от нас всего в двадцати километрах. — Она от души засмеялась, устремив мечтательный взгляд на пламя свечи. — Не подумайте, что он угнал спортивную машину. Если бы он узнал об этом, то прислал бы вместо нее две другие, он был на редкость щепетильным. Требовал, чтобы я развелась с мужем. А как бы вы поступили на моем месте?

— Я… — Раскрасневшаяся Мари неподвижно сидела на постели. Срывающимся голосом она произнесла: — Я, конечно, не знаю их. У нас, в Буде, они не разговаривали с нами, и я удивляюсь, что…

— Чему ж тут удивляться? Они поселились в особняке, разве я виновата в этом? Я была хозяйкой дома.

— Это верно, конечно, но… вы сказали…

Она не знала, как ее назвать сейчас, когда она сидит с ней рядом на кровати ночью, и запнулась. Баронесса? Ваше сиятельство? Но гостья, с такой легкостью разрешившая вопрос о браке, и на сей раз нашла выход из положения.

— В нашем кругу меня все зовут Мали, то есть Амелия, Амели, ну а попросту Мали. Вы тоже называйте меня Мали, так проще, тем более что в обществе нам вряд ли когда-нибудь придется бывать вместе, не так ли?

Лицо у Мари стало пунцовым. Глупо, конечно: стоит ей что-либо заподозрить, как ее бросает в жар. Несносная застенчивость. Баронесса, пожалуй, неплохо придумала насчет Мали, но странно как-то получается, по секрету от всех, только здесь, в комнате для прислуги… И все же она не вправе в чем-либо подозревать ее, уж очень это было бы гадко с ее стороны. А если бы она захотела обидеть, то у нее изменился бы тон, а она произнесла это тем же безразличным, протяжным голосом… Мари попыталась отбросить подозрения, хотя знала, что, стоит ей остаться одной, сегодня, или завтра, или гораздо позже, они вновь оживут, и снова к лицу ее прихлынет кровь. С неподдельным интересом вслушивалась она в монотонно льющийся рассказ баронессы. Как они жили! Малика описывала ей все двадцать четыре комнаты особняка; в шести из них — комнатах для гостей была совершенно простая, в стиле модерн красивая мебель розового и желтого цвета под пестрыми хлопчатобумажными чехлами. При жизни свекрови комнаты эти были заставлены темной и мрачной антикварной мебелью, но после ее смерти с ненавистным мещанством удалось покончить. Всю рухлядь она велела вынести на чердак. В столовой на первом этаже осталось все по-прежнему, в приемной и салонах тоже, только один небольшой салон она обставила по своему вкусу. Эгон и так уже начал ворчать.

— Вы только не подумайте, Маришка, что мы можем тысячи швырять на ветер. Тысяча двести хольдов не такое уж крупное имение! Тем не менее мужики своевольничают, их усиленно подбивают на раздел земли. Боюсь, что эта война открыла крестьянам глаза и они уже зарятся на тысячу двести хольдов.

— Тысяча двести хольдов! — всплеснула руками Мари. — Это же очень много! Вы только подумайте, в Пецеле у нас было четыре хольда, причем два из них мы арендовали и было семеро детей в семье. Поэтому вы не надейтесь, что вам их оставят, они обязательно попадут под раздел.

— Не думаю, разделят скорей всего земли крупных нилашистов и тех, кто сбежал.

— Кое-где уже приступили. Я сама читала в газете, что в Чонграде и… погодите, где же еще? Одним словом, еще в каком-то комитате провели размежевание, вбили колышки и… короче говоря, скоро дойдет очередь и до Чобада.

— Ну и, как вы думаете, это установится навечно? По-моему, до поры до времени, потом многое может измениться. — Баронесса передернула плечиком, как человек, уверенный в своей правоте и не придающий значения подобным пустым слухам. — К тому же мужик мало что смыслит в земледелии, как я сама не раз убеждалась, он и двумя хольдами не знает, как распорядиться.