— Новые жильцы? — спросила Луйза.
— Да, — радостно ответила женщина, поставив на пол узел и громко отдуваясь.
— Ордер есть?
— Вот, извольте, — ответил мужчина, извлекая из внутреннего кармана аккуратно сложенный лист бумаги.
Луйза прочла и вернула документ.
— На две комнаты, — сказала она, и вокруг ее поблекших губ заиграла злорадная усмешка. — А мы как раз собрались уезжать, провожаем сестру в Чепель. К вечеру вернусь, а вы пока устраивайтесь, муж зайдет к вам. Вы печатник?
— Да, — ответил мужчина. — Работаю рядом, на улице Гонвед.
— Ну, желаю вам всего наилучшего.
Печатник и его семья вошли в прихожую, а Луйза и Мари, торжествующе подмигивая друг другу, побежали вниз.
Дюрка взялся за поручни, Винце стал рядом с ним, а женщины поддерживали тяжело груженную тележку сзади, и она загромыхала по улице в это погожее утро. Когда достигли площади Эржебет, солнце уже взошло высоко и нещадно палило. Город еще только-только просыпался. Редкие прохожие не обращали внимания на шествие. Винце обернулся, улыбнувшись жене:
— Я все-таки за то, чтобы вы ехали трамваем, мы с Дюркой и одни справимся.
— Нет, нет, — возразила Мари, — мы не оставим вас одних.
— Ни в коем случае, — подтвердила Луйза, и они продолжали путь за тележкой.
Барон вошел в прихожую, там расхаживали незнакомые люди, шумно играли дети, вся прихожая завалена была вещами. Дворник сообщил ему: жилищное управление выдало ордер на две комнаты печатнику такому-то с семьей… и новые жильцы уже заняли помещение…
— До сих пор они с тремя малышами ютились в сыром подвале, — добавил дворник.
Барон тупо смотрел на него, словно ничего не видел и не слышал. Трехлетний малыш подошел к ним и ткнул пальчиком в рюкзак барона.
— Дядя, что ты принес? — спросил он и сияющими глазками доверчиво посмотрел на незнакомца.
Барон тыльной стороной ладони слегка оттолкнул ребенка и прошел к себе в комнату. Даже не заметил собаки, которая пулей проскочила у него между ног. В прихожей она растерянно заметалась, словно гонялась за своим хвостом, завизжала, прошмыгнула на кухню, ворвалась в пустую лакейскую. И тут кто-то закрыл дверь. Собака бросилась к подоконнику, высоко подпрыгнула и вскарабкалась на него. Но никак не могла пролезть сквозь решетку. Содрала кожу, жалобно заскулила. И все-таки ей удалось, вытянув длинное тело, миновать преграду. Чуть ли не кувырком Жига скатился с лестницы.
На улице Надор собачонка осмотрелась, принюхалась и повернула в сторону площади Эржебет.
Войдя в комнату, барон увидел разбросанную на полу одежду, открытые двери шкафов, наспех втиснутое в ящики белье. Рядом с кроватью стоял пустой чемодан, а на постели жены что-то блестело. Это было золотое кольцо с драгоценным камнем. Барон Вайтаи видел его когда-то на руке своей матери.
Будучи человеком дотошным, барон разложил по полочкам все, что произошло: вчерашнее явно нервозное поведение Амелии, утренний разговор, который — как ему теперь уже было совершенно ясно — являлся, по существу, зондажем, с какой целью и надолго ли он приехал; вслед за тем он лично осмотрел часовню, опрокинутый аналой, вывороченные кирпичи, обнаружил исчезновение железной коробки с кассетами; третье доказательство — исчезновение Амелии, ералаш в комнате, а теперь вот и кольцо, которое находилось в одной из кассет.
Барон прошелся по комнате. В прихожей слышались чужие голоса, шум шагов… Да, да, пролетарская семья, которой жилищное управление выдало ордер… и целый выводок детей, один из них даже лапал его своими грязными руками… вот оно как повернулось!.. Барон нервно дернул головой и зашагал по комнате.
«Может быть, хотя такое предположение вряд ли имеет под собой реальную почву, все это не всерьез, а проделки своенравной Амелии — небольшая месть, дабы доказать, что относительно драгоценностей все же она взяла верх, добилась своего, и сейчас на Розовом холме, упоенная победой, рассказывает тетушке о своем героическом поступке. Но пока остается неясным, откуда у Амелии оказались деньги на машину. Если она взяла у кого-то взаймы, то наверняка посвятила его в свои планы, если же решила бежать, то вместе с ней совершит побег и сообщник, но об этом еще рано говорить…»
Барон снял сапоги, в ванной переоделся в городское платье, обул полуботинки и на трамвае поехал в Буду — через мост Франца-Иосифа в другой конец города; примерно час он находился в пути.
Тетю жены он застал одну и сразу приступил к делу:
Читать дальше