Если уж говорить об обидах, то сейчас, после слов Луйзы, ей вспомнилось все, что она вынесла за минувшие недели… И Мари смущенно сидела на кровати, стараясь не встречаться взглядом с сестрой, словно боясь, что та прочитает ее мысли. Натерпелась она в маленьком убежище, где днем и ночью околачивались жильцы, играли в карты, затевали ссоры, пили, распахивали настежь дверь, словно ее, Мари Палфи, обитательницы подвальной квартиры, там вовсе не было. К общей плите ее даже не подпускали, потому что «молодая» Боршоди — старая мегера с крашеными волосами! — готовила своему мужу «диету», сразу четыре-пять блюд. То у Боршоди запропастится куда-то ложка, то у полковничихи убавится муки в мешочке, и каждый раз они не преминут спросить у нее: «Вы не видели, Палфи?… Странно, здесь ничего нельзя оставить!» Луйза ответила бы им, а она молча сносила все. Семь человек занимали просторное убежище, спали на кроватях, полковник притащил даже ночную тумбочку, загромоздили проходы всякими столами и столиками, а они втроем ютились в проходной темной клетушке, где или было невыносимо жарко, если топилась печка, или чертовски холодно, когда, распахнув дверь, господа курили вместе с остроносой ведьмой Боршоди. А однажды, в самую бомбежку, Боршоди послала ее за водой в школу, и она покорно взяла бидон… Всего час назад она представляла себе, как расскажет обо всем этом Луйзе, если только им суждено будет встретиться когда-нибудь… Она даже слышала свой взволнованный голос, которым рассказывает о пережитом, но сейчас поняла, что не сделает этого. Как воспримет Луйза то, что она носила воду для Боршоди, будучи такой же квартиросъемщицей?!
— Что ж, пожалуй, идем. А то вдруг раньше начнут пропускать. — Луйза встала, подхватила на руку узел с вещами.
Мари окинула взглядом квартиру: не забыла ли чего.
Стены облуплены, в комнате настоящий погром, мебель покорежена, а уходить все-таки больно… Но как разыщет ее Винце? Что он подумает, если, вернувшись, увидит пустую квартиру? Как-никак, а с самой весны сорок третьего года у них было свое уютное, теплое гнездышко. Два года — срок немалый, особенно если человек был счастлив в своей однокомнатной квартирке.
— Идем, — пролепетала она, — а если Винце… может, дворничихе оставим адрес? Заодно и попрощаемся с ней, как?
— Ладно.
Узел с постельным бельем, небольшой фибровый чемодан, корзинка — кажется, все взяли. Луйза спрятала ключи от комнаты, загородила дверью ход на кухню. Они постучались к Келеменам.
Дворничиха всплеснула руками:
— Маришка, неужто вы уезжаете? — Она пригласила их войти в комнату, сняла со стула таз и так резко опустила его на пол, что в нем задребезжали тарелки и чашки. — Еще вчерашние, — объяснила Йолан. — Собрала посуду за день, после обеда вымою все сразу. Черт знает сколько надо воды, Фекете как раз пошел за ней, каждый день приносит из школы, тащит к нам, на гору, два полных ведра. Раньше у меня не было такого беспорядка, попью чаю и тут же чашку под кран. Но не думайте, что я отпущу вас так, не угостив чаем.
— Ради одних нас не беспокойтесь…
— Полно, это сущие пустяки. Я готова хоть весь день пить чай, так его люблю.
Йолан Келемен очень подвижная женщина, работа спорится у нее в руках. Ее огненно-рыжие волосы в эту утреннюю пору еще закручены на бигуди, которые поблескивают и брякают на голове от каждого резкого движения. Для нее не составляет никакого труда за несколько минут растопить печку, вскипятить чайник.
Луйза рассказывала о Пеште, точнее, об улице Надор и соседних с ней улицах. Сама она еще мало где побывала, но в газетах писали, что три четверти квартир превращены в развалины и в городе около ста тысяч человек остались без крова. Повсюду открываются народные кухни. В этих кухнях выдают продовольствие, особенно заботятся о детях.
— Кто же все это догадался организовать?
— Коммунисты, — ответила Луйза. — Венгерская коммунистическая партия.
— И здесь, в Буде, нужно бы помочь населению. Доедаем последние крохи.
— Разумеется, и вас не забудут. Говорят, большая помощь ожидается от русских, они уже послали очень много вагонов с продовольствием, главное — чтобы скорее кончилась война. Коммунисты заботятся о том, чтобы помощь эту в первую очередь получили рабочие люди, а не спекулянты, которые на черном рынке промышляют.
Йолан засмеялась и закивала головой.
— Подумать только! Здесь люди еще нос боятся высунуть из убежищ, а у вас уже спекулянты вовсю орудуют.
Читать дальше