Жужа Тури - Под одной крышей

— А тому, что там говорят, вы верите, Малика?

— Там совсем другое дело. У Берты собираются хорошо осведомленные люди, политические деятели, члены партии мелких сельских хозяев, чиновники министерств, не то, что Эгон. Я говорила с Питю о несносном поведении Эгона. Питю зол на него, к тому же мой муж приехал весьма некстати. — Малика засмеялась, взгляд ее блуждал по противоположной стене комнаты. — Совсем обезумел, места себе не находит, бедняжка! Не знаю, почему они липнут ко мне? Я в общем не кокетка по натуре, скорее предпочла бы быть хорошим другом, люблю повеселиться, подурачиться, но кончается всегда одним и тем же.

— И мост возводят, — сказала Мари, пропустив мимо ушей излияния баронессы. — Что здесь было два месяца назад, помните? А сейчас ходят трамваи, поезда.

— Подумаешь, какое дело! В Германии железнодорожное сообщение не прекращалось ни на один день.

— Не мудрено! Ведь туда со всей Европы отправляли железнодорожные составы и оборудование, в том числе из Венгрии тоже! — резко отпарировала Мари.

— Откуда вы это знаете? Из всеведущих газет?

— Один человек рассказывал Дюрке Пинтеру, он как раз вернулся оттуда на венгерском поезде. Говорит, там не только венгерские вагоны, но и голландские, румынские и многих других стран, вывезенные немцами.

— Вы, конечно, принимаете все за чистую монету уже по одному тому, что сказал это Дюрка Пинтер?

Мари покраснела, но решила дать отповедь баронессе, которая, видимо, не допускает, что между молодым человеком и женщиной могут быть чисто товарищеские отношения, какие сложились у нее с Дюркой, у нее все сводится к одному…

— Слов нет, — опередила ее Малика, — он красивый парень, но не в моем вкусе. К тому же слишком молод. Я люблю мужчин импозантных. Когда я с Эгоном или Питю вхожу в ресторан, официанты, даже не зная нас, издали раскланиваются, выбирают лучший столик, отлично обслуживают! А если такой юнец, чего доброго, влюбится, потом от него не отвяжешься.

— Дюрка не такой.

Баронесса пожала плечами.

— Бросьте, стоит мне только мизинцем пошевелить, все они такие!

Надо же было так случиться, что на следующий после этого разговора день в дворницкую пожаловал посетитель. Юци делала примерку в дальней комнате, Мари готовила на кухне, когда Луйза громко позвала ее с первого этажа.

— Спустись к нам!

— Некогда, — крикнула Мари, — и так не управляюсь с делами…

— А ты все-таки спустись.

Было что-то особенное в лице Луйзы, в ее взволнованном голосе… Мари очертя голову помчалась вниз, чуть не сорвала дверь с петель и… разочарованная, остановилась. Это был не Винце, а незнакомая женщина — не то горожанка, не то из деревни. Она сидела у печки, сложив руки на груди, и пристально, с усмешкой смотрела на Мари, окидывая ее взглядом с ног до головы.

— Смотрите-ка, я бы и не узнала ее, — произнесла она хрипловатым, грубым голосом, продолжая сидеть.

Это была Кати, сестра из Пецела, та стройная молодая девушка, которая любила танцы, с двумя братьями ходила на гулянки, прятала от них деньги под подушкой, давала волю своим рукам, выпивала, та самая Кати…

— Это ты… — пролепетала Мари.

— Я, — кивнула Кати и засмеялась. Она не встала, Мари тоже присела на соседний стул, посматривая то на Кати, то на Луйзу, хлопотавшую у плиты.

— Цыпленка привезла, — сказала Луйза. Все ее движения, раскрасневшееся лицо говорили о том, что она рада сестре. — Но, видишь, сидит и молчит, ничего не рассказывает.

— А что рассказывать? — Кати повела полными плечами. — Видишь, жива, здорова.

— А братья в Пецеле?

— Там. Тоже живы, здоровы. Женились. Фери выучился на столяра, обзавелся мастерской, остепенился. Йожи каким был, таким и остался.

Луйза спешила поскорее управиться, чтобы сесть рядом с Кати. Она расспрашивала, изумлялась. Каждое слово приходилось вытягивать из сестры, как клещами. А оба старших брата, которые еще в тридцать втором году переехали в Пешт, как они, что с ними? Кати не знала и только пожимала плечами… Пропали бесследно, может, на войне погибли. Луйза все расспрашивала и расспрашивала:

— А сама-то в девках или замужем? Где была все это время, да говори же наконец!

— Вышла замуж, — ответила Кати.

— Где живешь, кто твой муж?

— Где же еще, в Пецеле, конечно. Два месяца назад получали землю.

— Он пецельский?

— Да. Но познакомились мы в Дебрецене, он был солдатом тогда.

Посыпались новые вопросы: что она делала в Дебрецене? Цел ли дом в Пецеле, кто живет в нем? Мари поставила на стол тарелки, побежала на третий этаж сказать, что приехала сестра, с которой она не виделась восемь лет, и снова вернулась в дворницкую. Кати хлебала суп, посматривая на обеих сестер, на знакомые ей строгие губы, морщинки на лбу у одной и кроткое, узкое и бледное, детское личико другой. Постепенно она разговорилась: