А на следующий день Тургенев принимал поздравителей.
* * *
Зато «Муму» Иван Сергеевич писал не здесь, а в Петербурге. Более того, будучи под арестом, в полицейском доме Второй Адмиралтейской части. Его посадили на месяц за статью о Гоголе, которую цензура запретила, но Тургенев, тем не менее, опубликовал ее в «Московских ведомостях».
И в этом полицейском доме он вспоминал события, которые происходили на Остоженке, и создал маленькую повесть о своей любимой матери, о славном дворнике Андрее и его несчастном белом песике с коричневыми пятнами. Правда, тургеневский Андрей (по повести — Герасим) был гораздо более непримиримым, гордым, классово сознательным, чем настоящий. Герой «Муму» ушел в деревню и этим выразил свой человеческий протест против ужасной самодурки-барыни. А настоящий дворник барыне свою Муму простил и, утопив ее, продолжил щеголять в красных рубахах, ездить к Александровскому саду за водой и оставался верным крепостным старой закваски. А если барыня дарила ему что-нибудь (к примеру, яркую красную ленту), он целовал ей ручку, а потом показывал на барыню и бил себя кулаком в грудь. Тем самым объясняя, как он любит свою благодетельницу. И, вероятно, выражая готовность утопить еще добрую дюжину собак.
Мемуаристка Житова, которая была свидетельницей всех этих событий, лишь прочитав «Муму» задумалась о том, что дворнику пришлось, наверное, не слишком сладко. И написала панегирик творчеству писателя Тургенева: «Да! Надо было иметь ту любовь и то участие к крепостному люду, которые имел наш незабвенный Иван Сергеевич, чтобы дорываться так до чувства и до внутреннего мира нашего простолюдина. Узнал же он, что Немой скучал и плакал, а мы все даже внимания не обратили… И только прочитав „Муму“, расспросила я очевидцев и узнала, что он действительно сначала сильно грустил».
А Герцен называл тургеневскую повесть «поэтически написанным обвинительным актом крепостничеству». Даже знаменитый Голсуорси написал, что «никогда не было в области искусства более потрясающего протеста против жестокой тирании». Разумеется, английский романист имел в виду все ту же повесть.
* * *
После смерти матери Иван Сергеевич оставил домик на Остоженке. В редкие приезды он останавливался у друзей, у брата, а в доме господина Лошаковского вскоре открылась новая организация. По иронии судьбы, она была благотворительной и называлась весьма лаконично — Московский совет детских приютов.
Он был основан еще при жизни Варвары Петровны, в 1842 году, и первой председательницей этого совета была княгиня Трубецкая. А через три года возникла традиция — передавать пост председательницы (председатели-мужчины почему-то исключались) женам московских военных генерал-губернаторов. И, благодаря своим мужьям, в Совете верховодили Щербатова, Закревская, Тучкова.
Правда, в скором времени эта традиция была нарушена, и Совет возглавляла госпожа Святополк-Четвертинская, а после — знаменитая благотворительница и кавалерственная дама Варвара Евграфовна Чертова.
Почетным председателем Совета был сам Сергей Александрович Романов, великий князь и генерал-губернатор Москвы.
В ведении Совета находились пять приютов для детей, в них проживавших постоянно, десять дневных приютов для детей, особенный летний приют, приют для слабых и болезненных, детская лечебница и специальная библиотека, обслуживавшая все эти учреждения.
Воспитанников обучали всяческим ремеслам, и они, как правило, делались столярами, слесарями, швейниками и даже учителями. А руководство всей этой системой происходило здесь, в бывшем жилище барыни Тургеневой.
В начале века в доме располагались классы так называемых Пречистенских рабочих курсов (цели ставились благие — просвещение народа для его же блага, однако революционеры весьма старательно использовали эти курсы в своих пропагандистских целях). Затем тут находилась студия В. Татлина — не то скульптора, не то художника, а может быть и архитектора — его произведения нельзя было определенно отнести к какому-либо жанру. Однако татлинские выставки, которые устраивались здесь же, собирали множество любопытствующих москвичей.
А в начале девяностых было решено разместить в доме музей Тургенева.
Дом Еропкина (Остоженка, 38) построен в 1771 году.
Несколько далее по улице Остоженке, на противоположной стороне стоит довольно симпатичный и обширный особняк (где ныне обучают иностранным языкам). Во времена Екатерины он слыл одним из центров знаменитого нашего хлебосольства и принадлежал генерал-аншефу и сенатору Петру Дмитриевичу Еропкину.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу