Николь Уильямс - Взлёт

Я закрыла глаза. Это было слишком. Признание, эмоции на виду сотни зрителей… Это было чересчур.

– Ты спасла меня, Люси, а я ничем тебе за это не отплатил. Прости меня, – произнес он уже гораздо тише. – Я просто хотел, чтобы ты знала.

Открыв глаза, я смотрела, как Джуд уходит прочь, то и дело оборачиваясь. Он улыбался, улыбался той самой улыбкой, которая появлялась на его лице только в особенных случаях, и я не могла не улыбнуться в ответ.

В самый пик катастрофы, когда поезд, казалось, окончательно слетел с рельсов, что-то удержало его на дороге, не позволило обратить весь мир в обгорелый остов.

Подняв руку, Джуд помахал и вышел из зала. Его прошлое осталось позади.

Не было ни малейшего шанса загореть – скоро предстояло собирать вещи и ехать на другой конец страны. Короткие летние недели пролетели быстро, занятые танцами, разговорами с родителями и снова танцами. И все же это лето можно было бы считать идеальным, если бы не один момент. Точнее, один человек.

Джуд уехал из приюта для мальчиков, едва закончились уроки, утром следующего дня, и никто о нем с тех пор ничего не слышал. Конечно, ходила куча слухов, но, уже один раз оказавшись жертвой сплетен, я поклялась себе, что никогда больше не буду им верить. Кто-то говорил, что его видели в летнем тренировочном лагере одной из лучших футбольных команд страны. Кто-то уверял, что он сбежал из страны, но прежде ограбил банк где-то на юге, подстрелив одного из кассиров. А кто-то и вовсе заявлял, что Джуд окончательно и бесповоротно разорвал с реальностью и покончил с собой, спрыгнув с моста.

Единственное, во что мне хотелось верить, – что, где бы он ни был, он счастлив и живет в мире с самим собой и своим прошлым.

По крайней мере, именно счастья и мира я пожелала бы себе самой после окончания школы. И даже немного продвинулась в этом. С большой натяжкой, но сейчас я считала себя скорее счастливой, чем несчастной, – и это уже была победа. Мое прошлое никуда от меня не делось, оно сопровождало меня всегда и всюду и в любой момент могло навалиться и загрызть, если б я отвлеклась и позволила это сделать. Но обычно мне удавалось справиться с ним. Я помнила о Джоне – он умер, но он жив в наших сердцах, пока о нем не забывают.

Что касается спасения мира, то отказаться от своего альтруистического эго мне до конца не удалось. Еще на курсах я устроилась преподавателем танцев в студию, где могли бесплатно заниматься дети из небогатых семей. Выпускники даже скинулись, чтобы моим подопечным не пришлось тратить деньги на трико и балетки. Так что я танцевала, учила других и училась сама.

Но чего-то все равно не хватало. Приходилось бороться с собой, чтобы прожить день и не скатиться в депрессию, улыбаться новым друзьям, когда требовалось. Чаще всего эту битву я выигрывала, но иногда боль становилась почти невыносимой.

Моя жизнь оказалась не так уж плоха, и мне было стыдно за свое недовольство, но я знала, что все могло бы быть куда лучше.

– Люси, ты наденешь наконец сережку или так и будешь гладить ее весь вечер? – Индия, моя соседка по комнате, в последний раз критически оглядела себя в зеркале.

– Куда ты опять меня тащишь? – спросила я, вставляя в ухо серебристую петельку.

Закатив глаза, она кинула мне мою сумочку.

– На вечеринку в Сиракьюс. Парни, выпивка, музыка. Должно быть весело.

В том, что касалось веселья, Индия – непревзойденная королева. Ее семья придумала и запатентовала что-то около двадцати настольных игр, и неудивительно, что веселье было ее вторым именем. И, словно этого мало, она обладала врожденным чутьем на приключения – любую утреннюю контрольную могла превратить в шоу, – и ее приглашали чуть ли не на все вечеринки в графстве.

– А мне туда нужно пойти, потому что…

Знаете, какой плюс в том, чтобы быть послом веселья на земле? Можно не беспокоиться, что куда-то придется ехать в одиночестве, если только сам того не захочешь.

– Потому что ты слишком много работаешь и слишком мало развлекаешься. А эта твоя пуританская трудовая этика портит священную атмосферу нашей комнаты.

Захватив куртку, я вышла следом за Индией.

– Ну прости, не поняла сразу, что в колледже табу на тяжелый труд, – сыронизировала я, пихнув ее плечом. – И как же мне теперь восстановить священную атмосферу нашей комнаты?

Она ухмыльнулась:

– Немножко напиться. Залезть на стол и потрясти задницей. И переспать с самым симпотным очаровашкой, которого бог только имел наглость создать.