Кристин Фере-Флери - Девушка, которая читала в метро

– Тогда почему вы все-таки уехали?

– Родители умерли. У меня там никого не осталось. Я ехала с одной-единственной мыслью: снова увидеть дочь. Я чуть было… а потом…

Ее длинные ресницы опустились.

– Я была словно не целая. Чужбина… не знаю, как иначе объяснить. Я больше не была целая и не хотела передать это Заиде. Свою пустоту, тревожную тоску, это “ничто”, от которого я не могла избавиться. В общем, я медлила. Мы продали землю, мы ни в чем не нуждались. Там у меня была профессия. Я работала в школе, учила французскому языку… Здесь я иллюстрирую альбомы для детей. Это помогает. Деньги и Солиману тоже помогли, вначале.

– Хоть он и стал снова кружить по одной-единственной комнате…

– Он говорил, что в одной комнате помещается целый мир.

– Книги, – прошептала Жюльетта. – Книги. Ну конечно.

Теперь стала рассказывать она.

Жюльетта уже три дня жила здесь, в домике на опушке леса; она ждала – сама, впрочем, не зная, чего ждет. Знала только, что это ожидание – холодная, спокойная, полная невероятного света страна, огромная и пустая; и что она исчезала в ней, не сопротивляясь, даже с облегчением.

Вначале она много плакала. Как ребенок от первого огорчения, как девочка-подросток после первого разрыва. Разражалась слезами при виде чашки кофе, не могла сдержать рыданий, заметив старый черный свитер, брошенный на спинке стула. Она воочию видела, как свитер распрямляется, начинает двигаться, облекает знакомый нескладный силуэт с неловкими жестами – хотя он был размера XS, рукава сели от стирки, и Солиман не мог бы даже просунуть в них свою длинную руку.

Фируза бесстрастно наблюдала за ней, не пытаясь утешать, разве что приносила одну чашку чаю за другой.

– Вы, случайно, не англичанка, нет? – спросила Жюльетта, всхлипывая и вытирая глаза уголком шали, которую Заида, сочувствуя, набросила ей на плечи. – Англичане считают, что чай – вроде палочки-выручалочки. В романах Агаты Кристи…

– Я их не читала, – весело оборвала ее Фируза. – Я же вам сказала: я предпочитаю картины. Краски. Жесты. То, что ласкает бумагу, кожу…

Она поставила чашку на край камина. Ее рука чуть-чуть дрожала.

– Его кожа… Кожа Солимана… Матовая, но не везде равномерно, а с темными впадинами, бледными зонами… зернистая… форма его ляжек… давайте я вам покажу… нарисую…

– Нет, – прошептала Жюльетта, уставившись на носки ботинок.

Фируза протянула к ней руку:

– Жюльетта… Вы с ним… Вы не были?..

– Нет.

– Но вы плачете.

– Да. Вы хотите сказать, это ненормально? – выкрикнула она с внезапным раздражением. – А Заида не плачет. Это нормально, да?

Пальцы Фирузы легли на руку Жюльетты. Той показалось, что к ней на руку села отдохнуть лесная птица, и ее это, как ни странно, утешило.

– Нормально. Никогда не понимала, что значит это слово. А вы?

Не дождавшись ответа, она погладила по голове дочь, всем телом прижавшуюся к ней, и стала напевать, не разжимая губ. Мелодия была странная, то низкая, едва слышная – звук, живший в теле поющей женщины, угадывался только по вибрации горла, – то высокая, тоненькая, напряженная, как детский голос. Заида закрыла глаза и засунула в рот большой палец.

Жюльетта, не стирая со щеки ползущую по ней последнюю слезу, смотрела на нее во все глаза. Смотрела, как годы уходят с совсем еще детского лица, как девочка превращается в новорожденную, отдыхающую на животе матери в день своего появления на свет.

– Не знаю, нормально это или нет, – в конце концов сказала она. – Просто я чувствую себя пустой, вот и все. Моя жизнь была наполнена всякими мелочами. Они мне не нравились, ну, в общем, не очень; но они были, и мне было этого довольно. А потом я встретила их, обоих… – Жюльетта на миг закрыла глаза. – Я хотела сказать, четверых. Солимана, Заиду, мужчину в зеленой шляпе и женщину, которая… которая тоже умерла. Каждый из них что-то мне дал, и в то же время они отобрали все. Ничего больше нет, понимаете? Я как пустая раковина. Чувствую, как сквозь меня проходит воздух. Мне холодно.

– Хорошо вам, – медленно проговорила Фируза. – А меня наполняет дочь, которую я встретила вновь. Ее отсутствие. Ее присутствие. Смерть, которая соединила нас. Мое путешествие кончилось… пока, на время. Но не думайте, что я об этом жалею.

Она тихонько высвободилась из обнимавших ее маленьких рук, подошла к окну и открыла обе створки. Порыв сильного ветра ворвался в комнату, на угольях подпрыгнул голубой язычок пламени.