Николай Коняев - Пригород

Термометр обматюгал его и, схватив со стола предназначенные на ужин яйца, покинул негостеприимный кабинет.

И конечно, не в имени дело, но с новым прозвищем Термометру еще сильнее, чем прежде, не хотелось работать. Ох, как не хотелось! Но и не работать было нельзя, и временами на Термометра накатывало… Мерещилось, что все вокруг только для того и живут, чтобы заставить его вкалывать. И, подозревая всех в стремлении просуществовать за его счет, Термометр становился совершенно несносным — устраивал скандалы в столовой и в раздевалке, изливая свою ярость на уборщиц и посудомоек.

Часто Термометра били, но от побоев тоска не проходила, и тогда Термометр уходил в загул. Последний раз такое случилось с ним три недели назад, еще в инструментальном цеху.

Вернувшись из прогула, Термометр столкнулся со сменным мастером Воробьевым, который поинтересовался, долго ли Термометр собирается валять дурака.

Термометр в то утро был не в духе.

— А! — отмахнулся он. — Учебные дни поставь, да и дело с концом. Вот уж правда про тебя говорят: дурной, как ворона!

И хотел пройти мимо, но мастер схватил его за локоть.

— Кто ворона? Это ты про кого, салага?!

— Я — салага!!! — Термометр замахнулся, чтобы как следует врезать тщедушному Воробьеву, но тот опередил его.

— Дерьмо ты! — поднимая Термометра с пола и усаживая возле станка, сказал он. — Ох, и дерьмовый ты парень!

Он вытер руки и, достав из кармана пачку папирос, закурил.

— Дай задымить… — мотнув головой, попросил Термометр.

Воробьев вставил в его разбитые губы папиросу и зажег спичку.

— Как ты в глаза-то мне теперь смотреть будешь? — спросил он. — Знаешь, парень, мотай-ка ты отсюда!

Термометр хотел уволиться с завода и уехать совсем, уехать в какой-нибудь нерусский город, где его — такого хорошего! — любили бы разные казахи и узбеки, но случайно услышал, что в цех переработки и хранения материалов требуются грузчики, и уже вечером в общежитском коридоре захлебывался от восторга его голос: «Это вам, придурки, не слесарем пахать… Это такая — поднять да бросить — работа, что любого мастера можно по матери послать, а он еще сильнее тебя уважать будет!»

Но так Термометр говорил три недели назад, а сегодня на него снова накатывало…

Вчера он маялся целый день, придумывая объяснение своему прогулу. Время от времени вскакивал с постели, и тогда даже в коридоре слышали его вопль: «Во! А я учебный день возьму, а?!» — но тут же голос сникал — Термометр вспоминал, что учительница месяц назад вычеркнула его из школьных списков. «А я сочинение ей напишу, а?!» — осеняло Термометра, и снова жизнь казалась прекрасной и безоблачной. Но бесполезно было спрашивать про сочинение хотя бы минуту спустя.

— Какое сочинение? — хлопая белесыми ресничками, Термометр смотрел на вас и — искренне! — не мог вспомнить, что́ собирался делать минуту назад.

В буфете Термометр долго стоял перед витриной и, наморщив лоб, мучительно размышлял: что взять? У него было всего две монетки: двадцать и пятнадцать копеек, а позавтракать хотелось так, чтобы хватило до трех часов, — в три часа должны были выдать получку.

После мучительных колебаний Термометр выбрал молоко, хлеб и рыбу. С этим завтраком устроился за столик рядом с Карапетом из карного. Надвинув на глаза широкополую шляпу, Карапет пил молоко и читал книгу.

— Интересная книжка? — спросил Термометр, озабоченно разглядывая рыбу.

Карапет оторвался от чтения.

— Да так себе… Про любовь…

Термометр понимающе кивнул и вздохнул: рыбы ему дали совсем мало. Обидно было, что не торгуют в заводских буфетах на карандаш. Бюрократы, торгаши хреновы… Термометр вздохнул еще раз и вдруг почувствовал, что на него накатывает, — Карапет с книжкой определенно действовал на нервы.

«Я работаю… — раздражаясь, подумал Термометр. — А этот… Этот книжки читает!»

Карапет допил свое молоко и, засунув книжку за пояс, встал, собираясь уйти. Но нет, не мог Термометр отпустить его.

— Про любовь-то читаешь только? — невинно спросил он.

Карапет ничего не ответил, густо покраснел и выбежал из буфета, Термометр захохотал вслед. Все в общаге знали о несчастной любви Карапета к охраннице Варе.

— Чего хохочешь? — неосторожно прикрикнула на Термометра не знавшая его буфетчица, — Доедай поживее и выметайся. Закрываемся.

Зачем она сказала так? Глупая, глупая женщина… Разве не видела, что на Термометра «накатывает»? Хотя, может, надеялась на помощь директора столовой Фрола? Совсем глупая женщина. Фролу предстояло работать — он замещал сегодня и жену-грузчика — до часу ночи, и разве мог он попусту тратить душевные силы? Да даже если бы Фрол и решился защитить ее? Разве остановился бы Термометр?