Николай Коняев - Пригород

Вся в белом, Ольга сидела в скверике под цветущими яблонями, и лицо ее было грустным и задумчивым.

— Олег… — просто сказала она. — Мне нужна твоя помощь. Олег…

И, волнуясь, она объяснила, что в издательстве готовится однотомник Аркадия Георгиевича, и давно уже проеден аванс за этот однотомник, а дядя… Ольга всхлипнула. Дядя даже и не собирается ничего делать, хотя из издательства уже звонили много раз, а вчера… вчера просто сказали, что вынуждены будут расторгнуть договор и взыскать двадцать пять процентов аванса через суд.

— Я бы сама все сделала… — теребя в руках платочек, сказала Ольга. — Но туда должны войти и неопубликованные работы, их у дяди много, а я не знаю, не понимаю, что именно надо включить. А больше мне не к кому обращаться за помощью… Я не хочу, не хочу, чтобы все знали, что дядя т а к о й…

Олег согласился. Он не мог отказаться. Он взялся помочь составить однотомник, и с этого и началось все по-настоящему…

По работе над однотомником ему приходилось контактировать с редакторами издательства, приходилось объяснять, почему именно он взял на себя «папашкины» дела; объяснения были мучительными для Олега, он так и не научился врать, к тому же закончилась институтская жизнь — и ему предложили прекрасное место, но, конечно, требовалась московская прописка, к тому же он давно, с самого начала работы над однотомником, жил у Ольги, и Ольга была уже беременна — в общем, все получилось само собой. Они поженились, он прописался в квартире Аркадия Георгиевича, и «папашка» стал теперь официальным родственником…

Начал накрапывать дождишко, такой же холодный и злой, как и на кладбище над раскрытой могилой Лешки Егорова, и Олег очнулся от своих воспоминаний и только сейчас почувствовал, как озяб. Сколько просидел он на сырой скамейке возле подъезда, пять минут? Час? Олег не помнил этого… Когда он вошел в квартиру, его трясло от озноба.

— Ты?! — удивился Тимур, открывая дверь. — А мы думали, тебя супруга увезла… Где ты был?!

— У подъезда сидел… — пробираясь на свое место, ответил Олег.

— Зачем?! — удивился Тимур.

— О Лешке думал… — Олег торопливо взял наполненную рюмку и выпил ее залпом.

За столом сразу стало тихо.

— Налей еще… — попросил в этой тишине Олег.

— Ничего, старичок. Ничего… — сказал Струнников. — Выпей, старичок. Все там будем…

— А! — Олег торопливо проглотил водку и сжал тонкими пальцами побледневшее лицо.

— Жалко Лешку… — вздохнул кто-то. — Ему же еще и тридцати пяти не исполнилось…

— Эх, мужики… А какие он стихи в последние годы писал, а?

И тут зазвучали стихи. Олег уже слышал их, только почему-то никогда не думал, что это — Лешкино.

— Это что? А помните про деревню, в которой никто не живет? — сказал Струнников. — Когда я хлопотал, чтобы Лешку здесь, в Москве, похоронили, я эти стихи одному милицейскому начальнику прочитал, так тот заплакал даже… Давай, мужики… За Лешку… За его стихи, которые он нам оставил…

Олег выпил вместе со всеми. Его перестало трясти, но холодок внутри не рассеялся. Вообще-то он знал, конечно, что Лешка пишет стихи, что-то даже помнил наизусть и по пьянке любил читать, вот хоть это, как там? «Прадеды опчеством церкви рубили… А мы — по рублю и построим бутылку». Ну да… Так, кажется. Но все равно… Хоть и знал, но ведь даже когда и слышал Егоровские стихи, как-то не связывал их с Лешкой… Понятно, конечно, что существовал тот в другом мире, из которого Лешке еще карабкаться да карабкаться, если бы остался жив, но все-таки… Странно это…

— Ну, что? — сказал Струнников. — Последуем совету покойного? Помнишь: «А мы — по рублю и построим бутылку»?

— Хороший мужик был… — вздохнул Игорь и — с горочкой — наполнил рюмки.

— Там дальше еще строчки были, — поднимая свою рюмку, сказал сидевший напротив Женька Котлов: — «И шепчет нам бес с окаянной улыбкой: губите себя, коли души сгубили…»

Олег криво усмехнулся и выпил.

— Напиться хочется… — пожаловался он. — Надраться до чертиков, чтобы не думать ни о чем.

— Давно пора! — сказал Игорь. — А то такими темпами мы два дня здесь просидим. Отвыкли уже пить…

— Перестроились… — ухмыльнулся Женька. — Если вы, мужики, хотите, чтобы сразу потащило, надо по фужеру дерябнуть. А то с этой закуской и опьянеть не успеваешь, когда рюмками пьешь.

— Ну, ты специалист известный… — остановил его Струнников. — Сам пей фужерами. А мы и так приплывем, куда надо.

В плавание устремились не только они одни. Воспоминания о Лешке, его стихи как-то подхлестнули всех, разговор смешался, рассыпался. Кое-где уже зазвенели сдвигаемые в тостах рюмки — все шло своим чередом. Хозяйская колли задремала, уткнувшись носом в лапы, и стала похожей на пьяницу, заснувшего прямо на полу и из сострадания прикрытого чьей-то шубейкой. Незаметно, но очень быстро терялся лоск зажиточности и чинности в этой квартире. Все больше походила она на комнату студенческого общежития. И разговоры тоже пошли из тех лет, студенческие…