Владимир Караев - Частный доктор

— Вот ведь упертый. Какая ему разница? Местные лучше территорию знают.

— Я так и сказал, слово в слово. Не согласен. Или вдвоем, или не берет заказ.

Слышно было в наушник, как Второй отбил пальцами дробь раздумья по столешнице.

— Он, кстати, в чем-то прав, — заметил Посредник. — Одинокий молодой мужчина вызывает у них повышенный интерес на паспортном контроле.

— А двое молодых, специфического вида мужчин, значит, не вызовут? — с явной иронией фыркнул Второй. — Там не дураки сидят, с лица лепят без рентгена.

— Он что-то придумал, по-моему. Говорит, есть отмазка.

— А чего не спросил? — с явным недовольством поинтересовался Второй. — Так и будем играть в вопросы — ответы?

— Спросил, конечно! — тон Посредника подразумевал — «не держи меня за лоха». — Сказал, пока согласия не будет — нечего впустую молоть.

— Ну-ну… — задумчиво и недобро процедил сквозь зубы Второй, решая про себя некое уравнение с несколькими неизвестными. — Сам-то что скажешь?

— Чужая душа — потемки, — дипломатично ускользнул от прямого ответа Посредник. — Но мужик в принципе дельный.

— Блядь! — в сердцах бросил Второй расхожее междометие любого начальника среднего звена, которому ох как не хочется, но приходится брать на себя ответственность. — Хрен с ним! Скажи — согласны на двоих. Пускай колется, чего там задумал… стратег, блин!

— Супер! — обрадовался Посредник. — Закрыли тему. Сейчас узнаю.

— Пидарами, — кратко ответил Гвоздь, мрачно уставившись в пол. — Пидарами пойдем.

Посредник поперхнулся.

— Информацию надо обрабатывать, — поучительно отметил Гвоздь, взгляда от пола по-прежнему не отрывая. — Тель-Авив — чуть ли не самый терпимый к пидарасам город мира. У них там почет и полная уважуха. Не дай бог какому-то пидару покажется, что его дискриминируют — вой на всю страну! С работы погонят, заклеймят на всю жизнь!

— Мир в тартарары катится, — вздохнул Посредник.

— Согласен, — ухмыльнулся Гвоздь. — Только это действительность. Из нее и исходим. Значит, погранцы отнесутся к парочке влюбленных пидаров если не как к лицам с дипломатической неприкосновенностью, то очень похоже. Пропустят поскорее, лишь бы не заподозрили в нетерпимости. Только паспорта должны быть, в натуре, крепкие! Несколько штампов приличных стран Европы и никаких арабских штемпелей!

— Это ясно.

— И еще. — Гвоздь не мигая уставился на Посредника, в глазах которого мелькнули было смешливые искорки. Взгляд он заимствовал у Тошки, хорошо отрепетировал, и действовал он безотказно. Посредник заерзал в ставшем вдруг неуютным кресле.

— Кому скажешь…

— Заказчику сказать обязан, — быстро ответил Посредник.

Гвоздь потеребил в задумчивости нос, но делать нечего — подписался.

— Короче, если поймаю на себе кривые взгляды или пацаны начнут подначивать — урою нахрен!

— Нет базара, понятное дело! — сочувственно кивнул Посредник. — Я зуб даю, а за Заказчика я не в ответе, но он человек с понятиями… Может, с местным все-таки пойдешь, а, Гвоздь?

— Да не могу! — Гвоздь тоскливо, протяжно выдохнул. — Я их не знаю, запорют мне в горячке случай, отвечай потом…

— Ну, лады, — подытожил Посредник, и они пожали руки. — Закрыт вопрос.

Посему сейчас Гвоздь был одет в цветастую гавайскую шелковую рубаху — радостное сочетание красных, зеленых и желтых пятен — под белым льняным пиджаком, вздернутые рукава которого открывали золотой браслет, и белые же свободные, легкие брюки. Звался он теперь Федоровым Петром Ивановичем.

Судя по паспорту — не новому, но и не затрепанному, — господин Федоров был человеком достатка выше среднего — из России выезжал, но ограничился несколькими приличными странами: Германия, Италия, Австрия, Франция (как же русскому человеку без Франции?). Наличие шенгенской визы свидетельствовало о законопослушности владельца паспорта в глазах Объединенной Европы. Паспорт партнера был свежее, но и владелец его был лет на пять моложе. Сверяя печати в паспортах, можно было заметить, что даты последней поездки в обоих паспортах были одинаковыми — не первый совместный выезд за рубеж. Перевозчик стоял, подхватив Гвоздя за локоть, и с интересом поглядывал вокруг густо накрашенными глазами с удлиненными тушью густыми ресницами, не забывая кокетливо посматривать на Гвоздя. Звался он также непритязательно — Михайлов Михаил Валентинович. Одет был в туго приталенную красную рубашку с небрежно, в один отворот, подвернутыми манжетами и черные джинсы, обтянувшие бедра на пределе возможности ткани.