Игорь Родин - Совесть палача

А я от неожиданности и омерзения застыл, как соляной столп. Пистолет тяжело оттягивал кисть в опущенной плетью руке. Остальные тоже замерли, все, превратившись в слух и зрение. Такой вот спектакль одного актёра. И никто не скажет: «Не верю!» в сомнении искренности играющего роль.

А Димарик совсем обезумел и принялся тыкаться губами мне в ботинки, пытаясь показать полную покорность и горячее желание жить, во что бы то ни стало. Последние человеческие чёрточки покинули эту мясную оболочку, набитую вонючими кишками, скрипяще-твёрдыми прокуренными лёгкими, жёлтыми угловатыми костями и дряблым пахучим мясцом.

Я с удивлением ощущал в себе странное новое чувство. Моя совесть, скривив гримасу отвращения, отвернулась и удалилась во тьму безразличия. В таком виде мне не было его ни капли не жалко. И где-то на дне сонма эмоций крутился червячком маленький эмбрион наслаждения. Мне приятно было смотреть на эти извивы и дрожь. Отвратительная картина распада человека. Отвратительное, но сладенькое чувство извращённого превосходства. Это до добра не доведёт. Я точно стану конченым циничным монстром, если и дальше позволю себе получать от этого хоть грамм удовольствия. Пора «исполнять».

А в этой сутолоке под шумок он напрудил в штаны. Я заметил, как нечто, что я сначала принял за воду, натекает прямо из-под Димарика, приближаясь к моим ботинкам. А потом он громко пустил ветры, окончательно потеряв контроль над всеми своими многочисленными клапанами и сфинктерами, и все мы, тут присутствующие услышали чавкающие звуки, словно фарш повалил из мясорубки. А спустя секунду, в нос ударил запах свежего дерьма.

А я вспомнил против воли своё самое первое «исполнение». Тогда я обгадился не хуже Димарика. Не в прямом смысле, конечно, но рвало меня немного погодя также натурально. Мой первый исполняемый в самый ответственный момент, когда я уже совсем было решился выжать крючок, выбрав мёртвый ход, нежданно негаданно повернулся ко мне лицом. И эти глаза напротив чётко впечатались мне в память. В них горела чистым спиртом чистая ненависть, настоянная на чистом ужасе. Тот казнимый был крепче духом и в последний момент собрал волю в кулак. Кураж его одолел или от страха помутился, но он решил взглянуть в лицо своему палачу. Он не знал, что у меня это впервые. Да и терять ему было уже нечего.

А я сам почти обоссался, я тогда о мочевом пузыре меньше всего думал, и от такого накатившего на меня, как эпидемия, ужаса рефлекторно дожал спусковой крючок. Я даже не осознавал, куда целился в тот момент. Первый раз всё случилось спонтанно, в полной неразберихе и панике у меня в голове.

Вышло эффектно. Пуля вошла в правый глаз и не потеряв инерции, со щелчком вынесла ему полчерепа со стороны затылка. Вместе с большей частью мозгов. Такой вот салют-фейерверк в багровых тонах. Плеснуло на противоположную стену знатно. Кровь и мозговой холодец, розово-серый, в прожилках капилляров. А труп куклой-марионеткой с подрезанными нитками сложился вниз кучей плоти и тряпья. А я вылупил глаза, замерев и оглохнув от выстрела. А потом, заметив, как по стене стекает кровь и маленькие кусочки катятся, прилипая, икнул и выпростал наружу свой желудок. Теперь не ем перед казнью. И это правильно, потому что может случиться и такое.

— Твою мать!! — воскликнул в досаде Мантик и отступил назад, зажав нос.

— Игоревич, заканчивай, — тихо шепнул Костик.

— Боже мой! — вырвалось у Зайцева.

— Встать!!! — рявкнул я.

После всего этого фееричного карнавала я, наконец, обрёл себя и собрался. Теперь всё встало на свои места. Всё казалось простым и понятным. Надо произвести только несколько простых действий. И осечки быть не может. Ведь это так просто, застрелить бешеное ничтожество, окончательно ставшее мерзостью. Даже не животным, ещё ниже. Насекомым. А их убивать легко.

От моего крика Димарик конвульсивно вздрогнул. Отпустил мои ноги и подскочил. Из его штанин вывалился с тихим чмоком и плеском влажно-мягкий податливый «земляной элементаль». По-простому — навоз, а по-умному — фекалии. В сочетании с острым запахом аммиака и мочевины это дало оглушительный эффект по ноздрям и где-то даже по глазам. Без понуканий он развернулся ко мне спиной и теперь стоял, трясясь и вздрагивая, как огромная гусеница. Я таких видел по каналу про природу. Она так же сокращалась, когда её оседлала оса-наездник. И эта его непохожесть на мир теплокровных очень помогла. Я будто должен какую-то инопланетную тварь убить. Вот так, Димарик, прибыл ты к нам стрекозой, а уходишь гусеницей. Обратная эволюция. А может, у этих ублюдков так принято? Нормальный естественный процесс деградации? Они рождаются с дефектом, который крепнет и растёт, как опухоль, превращая их в неопределяемого возраста нетопырей, бесполезных для общества, и таких же для него опасных. Никогда не делавших ничего путного и полезного, зато всегда готовых нагадить и обгадиться. А ещё насиловать и убивать. А, тлен всё! Тщета…