Юргис Кунчинас - Туула

Копать было легко — земля, хотя и утоптанная, оказалась податливой, преобладал песок, без корней, затем попались влажный гравий, несколько крупных камней. Обычная ночная работа, за которую платят дороже. И еще подумалось, что для самой смерти не бывает тайн, она знает все; это живые, уже позднее, когда безносая отправляется со своей косой за другими, окутывают ее тайнами и домыслами. Но ведь и я заплатил недешево: отчаянно бьющимся сердцем, обострившимся слухом, хотя и не клад искал... «Осквернитель праха!» Один, ночью, тайком...

Я стоял в яме уже почти по пояс, когда лопатка со скрежетом царапнула по металлу - здесь! Вруша эта Ютока - да если бы они углубились на полтора метра, я бы вконец умаялся. Здесь метр с хвостиком, не больше. Я выбрался из ямы, заполз под можжевельник и, прикрыв огонек ладонью, покурил. Сейчас, Туула, сейчас, потерпи немножко, и пойдем домой. В лесу ни звука. Я осторожно огляделся вокруг - было бы обидно, если бы меня спугнул какой-нибудь лось или кабан... Нет, тихо, как на кладбище. Stille Nacht, heilige Nacht! 32 32 Тихая ночь, святая ночь... (нем.) — хоть и не Рождество на дворе. Все, гашу окурок. Сейчас мы эту штуку вытащим... вот так. Крышка прикручена плоскогубцами, проволока проржаветь успела, крак! Теперь остается отломить этот ржавый... как его, клапан? Пусть будет клапан. Это мы запросто. Где же мой фонарик?

Горстка пепла... золы... угольков. Туула! Как бы не просыпать хоть крошку тебя! Взмокла ты, Туула, я ведь чувствую, промокла... ну да ладно. Вот эту серенькую косточку мы туда, в мешочек... и эту тоже... Вот так. Все, теперь уже окончательно все. Осторожно подношу к яме и другой, предусмотрительно принесенный ненастоящий пепел - ссыпаю его в киношную коробку, скручиваю проржавевшую проволоку: бряк! Осталось закопать, уже не тебя, Туула, а самую обыкновенную золу из моего костра - может зря? Они даже не удосужились вложить жетон, зато я оставил в коробке пластину, медную, с надписью: «Здесь покоится Туула, Бог знает ее подлинное имя...»

Летом ночи такие светлые... Пока я приводил все в порядок, заравнивал, притаптывал, рассвело, хотя до настоящего утра было еще далеко. Нет, по берегу не пойду, речка такая извилистая, знай поди, когда еще до станции доберешься. Отправлюсь-ка я лучше той же проселочной дорогой.

На прощание я бросил взгляд на валун возле можжевельника, под которым покоилась ты, Туула: разумеется, и слепой увидит, что земля в этом месте потревожена, но кому какое до этого дело! Впереди осень, зима, а весной, когда сойдет снег, никакой следопыт ничего не учует. Пошли, Туула! Прости, что смутил твой покой... нам пора... Одно удовольствие шагать ночью - налегке, ноги после отдыха сами поспешают, дорога знакомая. И пусть к подошвам прилипает мокрый прибрежный песок, это всё мелочи...

Стреляют!.. Далеко, может быть даже в нескольких километрах отсюда, но я отчетливо слышу: стреляют! Разве летом на кабана охотятся? Или местным жителям мяса не хватает? Что-то уж больно похоже на очередь... А мне-то какое дело? К тому же стреляют далеко, а сейчас выстрелы и совсем смолкли. Та-та-та-та-а! — раздается еще раз. Потом другой. Ну, конечно, на кабана вышли. Э-э, да это же автоматная очередь! Короткая автоматная очередь!.. И чего только в голову не взбредет, когда остаешься в лесу один. Почему-то вспоминается прошлое — «лесные братья»... Но ведь здесь, конечно же, не они. И все-таки прямо поджилки трясутся... Как ты там, Туула, в рюкзаке? Молчит. Ага, вон и ракета! Зеленая. Маневры. Военные учения. Высадка десанта в «лесистой местности», выполнение боевой задачи - «прорваться» к железной дороге и занять станцию N... удержать ее до... до моего прихода вместе с тобой?

Чем больше вопросов, тем больше ответов, и так с самого голоцена. Стоило ледникам отступить, и сразу же возник вопрос: а как они тут появились? И так далее...

Вот и знакомая просека, а дальше - густой соснячок, способный надежно укрыть замаскировавшегося десантника или притаившегося на вышке охотника, неважнецкое это место только для господина кабана — шагу не сделаешь: шум, треск, ветки-то сухие. Побольше бы таких ночных прогулок — чего только не узнаешь! А значит, и выводы кое-какие для себя сделаешь, когда-нибудь, глядишь, и пригодятся.

— Стой!

Дождался. Из соснячка, того самого, вылазит милиционер, литовец, и храбро наводит на меня дуло: стой! Стою. Выходят еще двое. А вон и их джип у обочины, с голубой веной по желтому брюху, даже в темноте видно, а внутри еще кто-то возится. Ну и ситуация: встреча ночью с милицией на лесной дороге. Где-то щелкают выстрелы, одиночные или короткие очереди. Маневры? Мною занимаются уже трое, один из которых стоит за спиной, что особенно неприятно. Двое сержантов. Здоровенные, с желтыми зубами, я знаю - они желтые не только при лунном свете. В машине, ясное дело, рация, не исключено, что и радиотелефон.