Мария Ануфриева - Доктор Х и его дети

Христофоров думал, что развелся с женой, потому что они не сошлись характерами. Но чтобы понять, что не сошлись, надо идти друг другу навстречу… Сейчас ему пришло в голову, что, возможно, характеры тут ни при чем. Просто закончились сессии.

Потом случилась Лидочка, а затем он защитил диплом и пошел работать в свою больницу, ставшую ему вторым домом. Все, что отвлекало от работы, воспринималось им как угроза любимому делу, а потому даже дамы, которым он благоволил от случая к случаю, между дежурствами, быстро исчезали из его жизни — неоцененные, непонятые, минутно близкие, но оставшиеся навсегда чужими. Каждая из них пыталась стать чем-то большим, но большее у него уже было — работа. Не желая обижать, он отшучивался, держал на расстоянии и тем обижал еще больше. Схожесть притязаний, а потом и претензий удручали его. Устав от одинаковых романов, вовсе махнул на них рукой.

«Отбивает польку шпилька-каблучок, милый мой, хороший, снял бы пиджачок…» — зацокало за стенкой. Он встал с дивана, открыл дверь своей комнаты и просунул голову в комнату матери. Вторую дверь они давно сняли, потому что обе открывались в узкий коридор, а две межкомнатные двери в одной маленькой квартире — блажь.

Мать спала, пульт от телевизора лежал на столике рядом. «Я танцую в блузочке, а могу и без!» — успела сообщить с экрана здоровая тетка в свитере и колготках, но почему-то без юбки.

«Наверное, уже сняла», — подумал Христофоров, нажимая кнопку на пульте. Изображение вздрогнуло, съежилось в стремительно уменьшающийся квадрат, но перед тем как совсем исчезнуть, превратившаяся в лилипутку великанша успела лихо задрать ногу на стул.

Вспомнилась шутка старенького профессора, читавшего студентам лекции по психиатрии: «Когда мужчина раздевается на людях, ему дают за это срок, когда женщина — деньги».

Ночью Христофорову снились отец Варсонофий, Тинто Брасс и главврач. Они чистили снег во дворе больницы широкими деревянными лопатами и нашли в сугробе пушку на колесах, прикаченную как вещдок воспитателями детского дома, который собирался захватить его подопечный Фашист. Сколько она тут простояла и почему осталась незамеченной — не ясно, да и не важно, как во всяком посягающем на реальность сне. Пушку выкатили, главврач дал распоряжение сестре-хозяйке тащить ядра со склада.

Когда пушка громыхнула, Христофоров открыл глаза и сел на диване. На полу лежал расколотый цветочный горшок, Тимофея и след простыл.

Христофоров хотел встать и прибраться, найти кота и устроить ему выволочку, выпить кофе и включить телевизор, но вместо этого улегся на бок, лицом к ковру, узор которого вновь показал ему холмы, округлости, перетекающие из коричневого в телесный, из яви — в сон.

Спал он долго, приятно, насильно возвращая себя в сон — как спят после нескольких дежурств подряд те, кто знает цену сну.

— Мы демократическая страна, а твой Омен — все-таки исключение, — Славыч мягко поигрывал пальцами по столу. — Конечно, он социопат, но раз сейчас все сведено в группу расстройств поведения — вот.

Христофоров пробежал глазами бумагу, боясь споткнуться на неверной формулировке, способной поставить под сомнение самую возможность порчи Ванечкиной судьбы. Все было в порядке: и гербовые печати, и не допускающее возражений на местах ведомство в заглавии, и стойкое расстройство поведения вместо официально не существующей социопатии.

— Неприятный пацан, вылупился на меня, как лягушонок, — Славыч покачал головой. — Да, генетика — великая вещь. Гены пальцем не сотрешь. Я бы на твоем месте быстрее от этого сокола избавился. Особенно после того, что ты мне про собачий восторг рассказал.

— Кайф, — поправил Христофоров.

— Вот именно. Как бы он своим кайфом тебе кайф не испортил. Кайф без проблем доработать до пенсии.

— Кофе будешь?

Две недели назад в кабинете появилась кофеварка, которой Христофоров немного стеснялся как чуждой для бюджетной больницы вещи. Управляться с ней он еще не научился и вздохнул с облегчением, когда Славыч вынырнул из задумчивости и ответил:

— Кофе вредно. Зеленого чая нет? Хорошо, я все равно еще к Маргарите загляну, раз уж у вас оказался. У нее попью. Сто лет не видел. Позвонил накануне…

Славыч встал, все так же поигрывая пальцами, что теперь, при высказанном намерении сходить к Маргарите, выглядело, пожалуй, фривольно. «До сих пор общаетесь?» — хотел спросить Христофоров, но промолчал. Какое ему дело до богатой фигурой — лучше бы знаниями — докторицы и ее отношений с бывшим мужем.