Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 1

Толстая соседка, у которой был безработный муж, четверо ребят и пустой шкаф на кухне, появилась в дверях и робко попросила горсточку муки. Фрау Фирнекез с готовностью помогала соседям, нуждавшимся еще больше, чем она.

— Ну, как она, жизнь? — сдавленным голосом, но развязно осведомился Оскар Беномен.

— Да как нашему брату живется в нынешние времена, перебиваемся, не правда ли, господин Фирнекез? — ответил за портного письмоводитель, а Соколиный Глаз бодро и вместе с тем смущенно усмехнулся вправо.

Ничего не сказав, портной слез со стола. Нынешние времена и события его не интересовали. В нем постоянно что-то бродило и вызревало, и это что-то он скорее угадывал чувством, чем контролировал разумом. Сантиметр висел у него на шее, как цепь. Фирнекез трудился не покладая рук, все ему задалживали — и он это терпел. Только по прошествии известного времени, дойдя до соответствующего накала, он вдруг соскакивал со стола, шел к кому-нибудь из должников — и за один присест пропивал полученные деньги.

Оскар Беномен объяснил господину Фирнекезу, который за всю свою жизнь не сшил ни одного фрака, что им требуется четыре особо элегантных фрака, но что с деньгами придется немного повременить. Соколиный Глаз тоже вставил слово. А письмоводитель убежденным тоном подхватил:

— Господин Фирнекез, конечно, не откажет.

На лице портного ожили одни только глаза, он ничего не отвечал, не слышал уговоров, — он уже снимал мерку.

Тут из кухни раздался рев Карльхена, и вдруг господин Фирнекез, с остекленевшими от гнева глазами, кивнув на дверь, мягко и внешне спокойно изрек:

— Доухаживает она его до смерти.

Проклиная всех и все, фрау Фирнекез подхватила орущего Карльхена с горячей плиты и смазала ему обожженную попку растительным маслом.

Ганс Люкс неподвижно сидел за кухонным столом с ножом в руке, уставившись в тазик с очищенной картошкой, возле которого лежала телеграмма из Гамбурга.

Тетка телеграфировала, что прибудет в четверг вечерним поездом. Двадцать шесть лет она прожила в штате Огайо.

Фрау Люкс стояла, прислонясь к плите. У нее были темные огненные глаза, гладкая, блестящая, почти коричневая кожа чужеземки, пухлые вишневые губы и гибкий стан. Она походила на девушку с Малайских островов, хотя ей уже исполнилось тридцать пять лет. Дети пошли в нее, у них были такие же гибкие, тонкие, смуглые руки.

Ганс Люкс, мать которого умерла от родов, воспитывался у тетки. Она была замужем за дровосеком. Трудолюбивая и более крепкая, чем ее уже стареющий благодушный супруг, она усердно помогала ему. Вечерами старик, взяв кусок твердого букового дерева, вырезал овечек и лошадок для маленького Ганса.

Тетка брала новорожденного с собой на работу и укладывала на запасные козлы — они и дома служили ему колыбелью. Муж пилил, она колола, вечером они вносили дрова в сарай, и так изо дня в день, тридцать шесть лет подряд, пока удар не уложил супруга в постель, откуда ему не суждено уже было подняться. У него отнялись руки, ноги, язык, он перестал слышать.

Всю последнюю неделю тетка сидела у кровати умирающего и шила себе траурное платье к похоронам. А умирающий наблюдал. Он только и мог что глядеть. Тетка приметывала черный креп к шляпе, а когда Ганс Люкс заметил, что можно бы заняться этим в соседней комнате, она заявила: «Все равно скоро помрет».

Умирающий не мог ни говорить, ни пошевельнуться, он лежал беззащитный и только в праведном гневе не отрываясь глядел на жену и мычал. Но она продолжала шить. Рабочая корзинка и сметанные куски траурного платья лежали у него на одеяле.

А когда он, испустив дух, повалился на подушку, траурное платье было уже готово — старое черное подвенечное платье, тетка только немножко переделала и расставила его.

Примерно в это же время тетушка получила письмо от своего первого обожателя, который, убоявшись крутого нрава милой, удрал в Америку: если она и сейчас согласна выйти за него, пусть приезжает. У него большая ферма и столько коров и лошадей, скольких нет на родине и у сотни крестьян, не говоря уже о нефтяных промыслах, которые одни вот уже много лет приносят ему четыре тысячи долларов доходу ежемесячно.

Пятидесятишестилетняя тетушка поехала за океан, обвенчалась с овдовевшим, как и она, фермером, который был на десять лет ее старше, имел девять сыновей, невесток и полчище внуков; и вот теперь, похоронив второго супруга, после двадцатишестилетней отлучки, прибывала в четверг с вечерним поездом в Вюрцбург, с тем, как писала она в последнем письме, чтобы, когда придет час, упокоить свои старые кости в родной земле. Никому она в тягость не будет. У нее шесть тысяч марок на прожитие.