Владимир Саламаха - 3. Если упадёт один...

Груздев понял, что расслабляется, а этого на войне никак нельзя. Он приподнялся, посмотрел вперед, прислушался: гул был уже совсем близко, а земля под ногами все дрожала и дрожала.

Груздев посмотрел по сторонам: бойцы застыли в ожидании, кто лежал за деревом, кто в траве. К нему подбежал Никодим Боровец, прокричал:

— Товарищ командир! Гранату возьмите, гранату! У меня их две!

Груздев взял правой рукой гранату, пистолет переложил в левую,

крикнул:

— Головной танк беру я! Остальные — каждый по одному!..

Из-за поворота показался первый танк.

12

...Через полчаса на этом месте, где Никодим Боровец подбил первый и последний танк в своей жизни, а минутой позже его брат Иван, где непод­вижно лежали они, их боевые товарищи и младший политрук Груздев, ходили немцы.

Еще не стемнело.

Немецкий офицер, обходя место боя, приказал своим солдатам осмотреть карманы убитых красноармейцев (документов ни у кого из них не было), удивлялся: что за воины... Затем он с недоумением взял из рук своего солдата какую-то удивительную вещь, сделанную из снарядной гильзы.

Если перевести с немецкого языка, он сказал: «Такого трофея у меня еще не было. Ну что ж, заберу. После того, как мы уничтожим этих варваров, буду у себя в Баварии пить пиво и рассказывать детям и внукам, как мы воевали». (Детей и внуков у него не будет. На нем и закончится его род, хотя доживет он до глубокой старости.)

А через четыре года после того боя он, пленный, работая на стройке в Минске, обрежет немецкую снарядную гильзу, которую найдет на площадке. Получится нечто похожее на тот трофей-кружку, которую он потерял в лесу почти год тому, когда его вместе с такими же, как он, отступающими офицерами и солдатами фюрера партизаны взяли в плен. И когда он, пленный, пил из нее воду, вспоминал, как горстка красноармейцев в лесу под Смоленском останови­ла колонну танков, подорвав сначала один, потом два, потом еще и еще...

Вспоминал, какая была паника среди его солдат, а затем, когда затих бой, недоумение: зачем им, этим красноармейцам, нужен был такой неравный бой?.. Ведь они могли убежать, спрятаться в чаще леса, а потом идти своей дорогой...

Кружка, которую он сделал из обрезанной гильзы, нравилась ему. Одно было плохо: когда наливали кипяток — обжигала. Кружка была без ручки, ее нечем было припаять.

И еще не понимал, почему местные женщины подходят к пленным нем­цам и дают им хлеб...

13

...Через трое суток Ефим и Валик приплыли к Кошаре. Впрочем, перед тем как отправиться в дорогу, парень так и рассчитывал. Ефим говорил, будто туда можно доплыть за день, но это были слова, не более. Может, раньше, в его молодые годы, как он говорил, когда река бежала быстрее, справились бы и за сутки, но не сейчас.

Обмелела за последние годы Дубосна, бежала не так быстро, как когда-то, а местами, казалось, совсем останавливалась.

Ефим удивлялся: как же так?..

Валик слушал старика и удивлялся другому: какая же она красивая, осо­бенно в лесах, в высоких берегах, поросших величавой сосной. Так далеко по реке он выбрался впервые, раньше не представлял, что она такая разная в лугах и в лесу. Удивлялся, что на всем пути им не попадались деревни, хотя иногда чувствовалось, что где-то не так и далеко от Дубосны они есть: места­ми через лес к реке спускались дороги, тропы, на берегах были видны шала­ши, старые и с еще не пожухлой листвой, недавно поставленные. Конечно же, сюда приходят рыбаки, но сейчас их не видно. Это понятно: стоит почти осенняя пора, у людей иные заботы — поля, урожай.

Миновали и Дубосну, деревню с таким же названием, как река. Деревня стояла на левом берегу за лесом, недалеко от реки: на воде покачивалось с десяток челнов и лодок, привязанных к вбитым в землю кольям.

Когда подплывали к этому месту, Валик заметил, что старику не сидится. Он приподнимался с сиденья, молча поглядывал то на реку, то на берег, то на Валика. И только когда миновали песчаный берег, сказал:

— Дубосна. Церковь там. Как-нибудь свозишь меня. Можно, конечно, на попутной машине по дороге подъехать, ближе и намного быстрее, но не хочу дорогой.

— Почему? — спросил Валик.

— Не люблю ее. Та дорога когда-то нас с Иосифом развела в разные сто­роны. Еще когда мы молодыми были. Ты уже взрослый, поэтому скажу тебе, чтобы знал, чтобы не повторил ошибок моей молодости. То, что я тогда сде­лал, и сегодня не дает мне покоя. Вот послушай.

У Иосифа девушка была. Из Демков. Текля. Любились они. И однажды ее обесчестил один плохой, богатый, наглый парень. Бабы это видели, долго сплетничали, мол, Текля до того догулялась, что среди бела дня с Авдеем (так звали того парня) голая в снопах валяется.