Елена Афанасьева - О любви я молилась

Наличие у него любовницы Дима отрицает категорически, невзирая на факты: «Нет у меня никого!» При указании ему на все те промахи, которые характеризуют мужчину, ведущего двойную жизнь, Дима злится или корчит обиженную физиономию, заявляя, что у меня поехала крыша и жить так невы­носимо. Уходит к себе в комнату, иногда хлопнув дверью, и начинает смотреть кино, ясно давая понять, что я со всеми моими заморочками ему малоинтересна.

При этом в моменты отдушин и примирений Дима твердо стоит на своем: никаких романов у него нет, я по-прежнему одна-единственная у него. Ну, а любовь, а чувства? Если они и изменились — так я сама их из него вышибаю своим поведением и отношением. Он-то со мною расставаться никак не соби­рается, если только я сама чего-либо не утворю; в общем, мой муж по-преж­нему готов быть со мною вместе до победного конца, то есть до могилы.

Удивляюсь тому, как тверды и непоколебимы мужчины во лжи; как стойко прикрывают своих любовниц и свои отношения на стороне. И не подловить их, не выкурить, как пчел из дупла. Такая верность любовницам наблюдается, такое. джентльменство. Вон где их настоящая душа вибрирует всеми фибра­ми — на стороне, не дома!

Неожиданно сломавшаяся жизнь ломала волю, характер.

Несколько раз хотелось напиться, несколько раз я доставала бутылку водки, давно заброшенную в бар. Бутылка была куплена на случай неожидан­ных гостей. Доставала и разливала по рюмкам, предлагая Диме составить мне компанию. Выпивала с удовольствием, с наслаждением — одну рюмку, вто­рую, третью. Хорошо поняла, прочувствовала, что значит «хотеть выпить». И почему выпить хочется.

Вино мы с Димой пили довольно часто, то, которое я привезла из Италии, хорошее, добротное. А когда оно заканчилось, восстанавливали запасы, как правило, в фирменном магазине и уж не самое дешевое брали. Обычно за обедом или за ужином выпивалось по полбокальчика, да и не каждый день, а под настроение, иногда. В общем, два-три раза в неделю, не чаще. Водку мы оба не любили, пили ее крайне редко. Но в нынешнюю изнурительную осень стали «прикладываться» — не из любви к продукту, а чтобы смягчить. мне — боль, а ему. напряжение, наверное. Думаю, что выпивал он со мною просто за компанию и не слишком охотно. Думаю, что дома ему было непри­ятно и тяжело — он отбывал повинность. А на самом деле он был влюблен и счастлив — тем неопределенным счастьем, которое может дать любовь, происходящая во лжи, в напряжении, в постоянном изворачивании и вывора­чивании себя. Ведь дома — разруха. А на работе — любовь! Пусть запретная, пусть ворованная, пусть урывками да украдками. Ну, а любовница его — я ведь выяснила позже — очень молодая женщина. На полгода моложе его доче­ри. Короче, седина в голову — бес в ребро. Правда, невзирая на молодые годы, дивчина с крепким характером. Держит «добро-старо-молодца» в ежовых рукавицах. Свою семью рушить не собирается, с мужем своим расходиться и не думает. Какое уж тут счастье, когда Дима привык у ног своей возлюблен­ной дамы находиться денно и нощно в прямом и переносном смысле слова! Во всяком случае, так было со мною.

...В общем, водка стала появляться на нашем столе и по праздникам, и по будням. Конечно, я не упивалась и не напивалась. Это был мой способ смягчения душевной боли и. ну, чтоб не стучаться головой о стенку, чтоб не выброситься в окошко.

Раньше успокоение приносила молитва, посещение церковной службы. Но с некоторых пор все это отступило. Как оказалось, все это пригождается, когда твое состояние. ну, в рамках нормальной жизни и здоровой психики. А когда ты на грани истерии... Рюмочка, водочка не давали в истерию «кувыльнуться», останавливали нервный срыв. Ну, правда, больше чем на три-четыре рюмки я не разгонялась, все-таки работа... Зато курить стала «как «матрос». Тут уж я ничего не могла с собою поделать.

Курить я пробовала в юности, в старших классах, но быстро броси­ла — решила, что курение плохо влияет на память. (А мои подружки, кстати говоря, по прокуренным туалетам и поныне все стоят.) Только в эту осень я сломалась — сломался весь мой хваленый самоконтроль, и все полетело под откос. Мне не удавалось справиться с разрушительной ситуацией в семье, и я принялась курить. И чем сильнее было страдание, чем сильнее я нервничала, тем большее количество сигарет выкуривалось.

Ранее, в прежней жизни, на веселых гулянках с друзьями я могла себе позволить «за компанию» парочку сигарет за вечер. Не больше двух, ибо от трех сигарет мне уже плохо становилось. А если учесть тридцатилетней давности бронхит. в общем, курить мне было нельзя категорически. А тут стала выкуривать до пятнадцати сигарет в день.