Никита Тимофеевич встретил их, как всегда радушно.
— Быстро вы прикатили, — удивился он. — Я не успел даже на стол собрать.
— Гарун бежал быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла, — съехидничал Афанасий, глядя на притихшего Лазутина.
Тот сделал движение рукой, отмахиваясь от Афанасия, но ничего не сказал.
Тулякова познакомили с Владимиром Константиновичем, и все четверо присели в саду в круглой беседке, вознёсшей шатровый верх рядом с могучей антоновкой.
— Что будем пить? — осведомился Туляков, оглядывая гостей.
— Я пас, — сразу отказался Владимир Константинович.
— А что так? — поинтересовался Никита Тимофеевич, с интересом глядя на Лазутина.
— Я за рулем.
— Причина уважительная, — заметил Туляков. — Но все-таки, может, соблазнитесь?
— Нет, нет, нет, — замахал руками Лазутин.
— А вы, я думаю, не откажетесь от рюмочки шнапса, — Никита Тимофеевич подмигнул Афанасию.
— Мы сегодня столько пережили, — ответил Афанасий, — что одной будет явно недостаточно.
— Без проблем, — ответил Никита Тимофеевич. — Вы располагайтесь удобнее, — сказал он Николаю с Владимиром Константиновичем, — а Афанасий мне поможет на стол собрать. Мы быстро управимся. Так, Афонька, пошли! Буфет знаешь где. Бери рюмки, вилки, тарелки — и на стол. А я на кухню.
Через полчаса они сидели за круглым столом в беседке, заставленным домашней снедью: отварной картошкой, лечо домашнего приготовления, маринованным чесноком и черемшой, копчёной скумбрией, сыром, натёртым с чесноком, и прочими незатейливыми кушаньями.
— Вы накладывайте в тарелки, не стесняйтесь, — поговаривал Никита Тимофеевич, наливая из пузатого графина в рюмки жидкость цвета густого прозрачного чая. — У меня жена больно охоча до всех этих заготовок, и делает на зиму столько, что мы всего не съедаем. Одна надежда на гостей, но, сами понимаете, гости нас, по теперешним временам, часто не навещают.
Он налил в рюмки из графина, а Владимиру Константиновичу в большой бокал из тёмно-синего с горлышком кувшина, расписанного замысловатыми цветами.
— Вам, как временно непьющему, — соку вишнёво-малинового, — сказал он Лазутину, подавая бокал.
— Премного благодарен, — учтиво ответил Владимир Константинович, принимая стеклянный сосуд.
Выпив рюмку, Афанасий похвалил обжигающую рот жидкость:
— Хороша, но крепковата. Самоделка?
— Не потерял обоняния, — посмеялся Никита Тимофеевич. — Конечно, самогон, но не мой. Привёз на май племянник. По мне, — продолжал Туляков, — лучше самогон пить, чем разный суррогат, который сейчас продаётся. Этикетку горазды самую красивую наклеить, а качество… Сколько из-за этой дряни мужиков травятся.
Они выпили по две рюмки, закусили, и Никита Тимофеевич, пыхтя сигаретой, откинулся на плетённое кресло.
— Ну, рассказывайте, что ещё стряслось у вас? — спросил он. — Не думаю, что вы приехали только за тем, чтобы узнать — выполнил ли я вашу просьбу и нашёл ли того человечка… Афанасий так закамуфлировал свой сегодняшний разговор, что без бутылки и не разберёшься. Так, Афанасий? — спросил Никита Тимофеевич, стряхивая пепел за парапет беседки. — У тебя голос был такой взволнованный, словно тебя окружила сотня душманов.
— С духами было проще, — отозвался Афанасий. — Они были предсказуемы…
— Я думал, тебя ничем уже не удивишь, — улыбнулся Никита Тимофеевич, взглянув на сослуживца.
— Я тоже так думал, — ответил Афанасий, — но, видно, просчитался.
— Я слушаю вас.
— Начнём с самого потрясающего, — сказал Афанасий, встал из-за стола, расстегнул большую спортивную сумку, стоявшую на полу, вытащил меч и подал его Никите Тимофеевичу.
Тот взял меч, не зная, что с ним делать, и вскинул на Афанасия глаза, ожидая дальнейших разъяснений.
— Не понял, — пробормотал он.
— Это меч, который мы нашли в пещере недалеко от выхода, — сказал Афанасий. — Им убиты три человека.
Никита Тимофеевич внимательно рассматривал орудие убийства, потом осторожно поставил меч рукояткой кверху в углу беседки.
— Рассказывайте по порядку. Я ничего толком не пойму. Хватит темнить. Зачем вы опять пошли в пещеру, что за убитые люди, что за меч?
Читать дальше