И свет, не яркий и не назойливый, и звук, непривычный и ровный, казалось, имели материальную основу в привычном понимании этого слова. И свет, и звук трогали Николая, его волосы, лоб, глаза, щёки, губы, шею, руки, и гладили его, и проникали глубже — в мозг, в сердце, в кровь, и он, Николай это чувствовал, оказался под давлением доселе неведомой, непонятной упругой силы, вернее, ощущением силы. Эта сила пригвоздила его к кровати — так она была велика.
Потом свечение стало угасать. Стало угасать и напряжение, которое придавило Николая к постели. Он почувствовал, что пребывает в непонятной эйфории и его сламывает то ли сон, то ли он перемещается в пространстве и видит село Спас-на-Броду, полупустынное и умирающее, и преображённую церковь, на которой тускло отсвечивала медью крыша и золотился купол, и крест сиял позолотой в лучах утреннего солнца, поднимающегося из-за высокого бугра.
Из ворот храма вышел монах. В руках у него был медный сосуд с водой, напоминающий таз, и широкая кисть. Он обошёл церковь и остановился на широкой луговине, поросшей сочной травой. Обмакнул кисть в воду и трижды окропил землю перед собою. Вслед за этим взору Николая предстали каменные плиты с крестами. Их было множество. Но явственно он видел одну, словно неведомый оператор сконцентрировал на ней его взгляд. На плите отчетливо была видна надпись: «Отставной поручикъ Олантьевъ Порфирий Кузьмичъ. Преставися сентября 12 дня 1896 года». А на кресте, массивном, с закругленными перекладинами было написано: «Прими, Господи, душу раба твоего с миромъ». Монах окроплял и другие места, но на других надгробиях надписей Николай не видел. Плиту же над могилой Олантьева он видел чётко. Он заметил даже елку со сломанной вершиной, распростёршей свои тугие ветви над последним пристанищем кутилы поручика. Николай пытался вспомнить, где он видел эту обломанную елку, но марево размывало картину происходящего, и скоро смыло её совсем.
Николай оторвал голову от подушки. Было темно. Он взял со столика будильник, поднёс к циферблату зажигалку. Был четвёртый час ночи.
Он полежал несколько минут, стараясь собраться с мыслями, подумал, почему ему приснилась церковь и плита, под которой был похоронен последний барин усадьбы Спасской, и так явственно он видел надпись на надгробии, и ёлку без макушки.
Решив, что во сне может привидеться и не такое, когда за окном чуть забрезжило, он вышел на улицу. Было тихо, как всегда перед рассветом. Спали деревья, склонив к земле тонкие ветви, опушённые листвой, спал заросший обмелевший пруд, от которого тянуло волглой свежестью, а на пригорках желтели чутельными огоньками цветы мать-и-мачехи.
Продрогнув в майке и трусах и не услышав никаких звуков, не увидев свечения, он вернулся в дом, лёг на постель и мгновенно уснул, словно провалился в глубокое небытие.
Утром он проснулся совершенно опустошённый, когда солнце ярко светило в незанавешенное окно мансарды. Так поздно он никогда не вставал.
Умывшись, прошёл на кухню приготовить завтрак. Готовили они на сжиженном газе, баллоны с которым привозили из города на старом пикапчике, приобретённым по дешёвке прошлой осенью. На этой потрёпанной машине Афанасий уехал в город. Явления прошедшей ночи не давали Николаю покою. И, что бы он не начинал делать, всё валилось из рук. Он даже гвоздя не мог вбить в стену, чтобы повесить свою картину.
Послонявшись по дому до полудня, не выдержал напряжения и отправился пешком в село Спас-на-Броду.
Подойдя к церкви на широкую луговину у правого придела, где когда-то был небольшой погост, срытый в тридцатые годы, внимательно осмотрел ровную площадку, где хоронили богатых людей, жертвовавших деньги и стройматериалы храму. Поозиравшись по сторонам, словно хотел увидеть ещё что-то, вспомнил про ёлку с обломанной вершиной, и ему подумалось, что её он видел на кладбище, расположенном в двух километрах от села.
Ноги сами понесли его напрямик через лес по заросшей тропке, и через минут двадцать он подошёл к нему в старой его части, где давно не хоронили умерших, полный смутных мыслей о произошедшем и воочию представляя, как из чрева земли вырастает надгробие поручика. Продолжая думать, что всё представившееся ему прошлой ночью является сном, он, тем не менее, стал искать елку со сломанной вершиной и, к своему удивлению, почти без труда нашёл её.
Читать дальше