Юрий Любопытнов - Озеро призраков

«Ну вот, там казаки, здесь разбойники», — тоскливо подумал Фёдор. Сопротивляться было бессмысленно. Восемь вооружённых разбойников против пятерых безоружных мужиков? Правда, между мешками у Фёдора был припрятан топор. Но что топор! Много им не намахаешься. Вон какой справа востроглазый — только сунься.

Детина подошёл к Вороному, остальные наблюдали за его сыновьями, подойдя к ним вплотную. Запястье разбойника обхватывала ремённая петля, на которой болтался кистень — круглая гирька с полфунта весом.

— Что везёшь, — громко спросил детина, подойдя к возу и ударяя кистенём по мешкам.

— Жито, — ответил Фёдор, полагая, что нечего скрывать правду, потому что всё наружу, налицо.

— Украл что ли? — опять спросил детина и громко рассмеялся.

Рассмеялись и семеро его товарищей. Фёдор отметил про себя, что все они крепкие, одетые в ладные одежды, на ногах ни у кого не было лаптей — все были обуты в сапоги. Настроены они были не враждебно, скорее, игриво, видимо, в их расчёты не входило грабить первого попавшего, и ответил тоже шутливо:

— Архангел Михаил намедни мне во снах привиделся и говорит: «Слышь, Фёдор, отвези жито на мельницу, смели да верни мне мукой, а я тебе за это обещаю грехи отпустить…»

— А много ли грехов, дедушко? — снова спросил разбойник, назвав Вороного «дедушкой», хотя тот не походил на глубокого старика.

— Сколько не считал, но на том свете небось, достанется лизать раскалённую сковородку.

— А всё-таки, куда везёшь жито? — допытывался разбойник.

— На мельницу.

— Так-таки на мельницу.

— Так-таки…

— А что ж по бездорожью, лесом?

— А казаки шныряют. Сказывают, казаки да ляхи в лесу шалят, деревни жгут, грабят, вон Орешки уж на дым спустили, детишек да стариков без хлебушка и без дома оставили…

— Значит, Орешки сожгли?

— Сожгли, дочиста сожгли.

— А не врёшь, дедушко?

— Пошто мне врать, стал бы я жито в лесу прятать, кабы всё тихо было.

— И то верно. Ну, да ладно — вези своё жито, хорони. Кабы мука у тебя была, взяли бы мы оброк лесной. А так… ступай!

— Спасибо, добрые люди, — раскланялся Фёдор, радуясь, что всё так благополучно обошлось.

— Лошадёнку можно было бы у тебя взять, — проговорил детина, судя по всему главный, — да незачем она нам сейчас. Иди с Богом! Да не сказывай никому, что видел нас, а то худо будет.

— Боже упаси сказывать.

Разбойники посмотрели, как тронулась телега, как за ней пошли мужики, оглядываясь и всё ещё опасаясь беды, а затем, как бесшумно появились, так же бесшумно растворились в тихом лесу.

Когда разбойников и след простыл, Фёдор перекрестился и перевёл дух.

— Ну и испугали, лихие люди, чуть не помер со страху. Однако хорошо, что ничего не взяли. Да и что с нас взять, что мы купцытароватые…

— А я уж хотел было наподдать тому, кто возле меня стоял, — сказал Петруха, средний сын Вороного.

— Ну, будя бахвалиться — наподдать! Видал у них ножи в сапогах, кистени в руках, и за пазухой что-нибудь припрятано про запас. Поклонную голову меч не сечёт, не рубит, — наставительно произнёс отец.

— Так что же ты ляхам да казакам не кланяешься? — спросил Иван.

— Да я и этим не поклонился бы, если было б что с нас взять. Разбойникам деньги нужны или добро. А у нас жито. Его в горло так не положишь.

Так в разговорах подъехали в тайному месту. Оно было в овраге, заросшим молодым ельником. Остановили лошадь. Фёдор спустился в овраг, стараясь не мять подсыхающую крапиву, повернул вокруг оси гнилой пень, торчащий корнями вверх, сгрёб в сторону листву и взору открылась дубовая створка, загораживающая вход в вырытую в берегу пещеру. Фёдор махнул сыновьям рукой, дескать, давай мешки. Сам, полусогнувшись, влез в пещеру, открыл первый ларь, сколоченный из крепких тёсаных дубовых досок, проверил не сыро ли в нём.

Золотисто-матовые зёрна ржи потекли в деревянные лари. Фёдор думал: «Если удастся спасти зерно, то зиму можно прожить безбедно. Схоронить в лесу — это единственный правильный ход. Если казаки да ляхи стали рыскать по деревням в поисках пропитания — значит, дела их под Троицей час от часу становятся не легче. И они не остановятся ни перед чем, чтобы не помереть с голоду, а заодно поживиться, чем придётся».