Михаил Боков - Дед [Первый роман о черных копателях России]

Ганин пнул мужика с ножом, сломал ему руку. Налетел следующий, получил свое и исчез. Ганин перевернул Степу – Степа был мертв. Тронул Серегу – в Сереге не было жизни. «Серый! – позвал он. – Степан! Пойдемте? Пойдемте, а?»

Братья лежали, раскинув руки, и их кровь была повсюду, только не там, где ей полагалось быть – не в широких венах-артериях, накачивающих жизнью молодые сердца. Ганин взялся было делать искусственное дыхание – нажал два раз Сереге ладонями на грудь (из груди, из раны, вышли черные сгустки), но тут подбежали новые люди: стали размахивать ножами, напирать, материться.

В суматохе Ганин потерял из виду Фоку, а когда увидел его в следующий раз – Фока сидел в сторонке и плакал, зажимая руками колени. Глаза его, красные, были глазами глупого щенка. «Иуда ты!» – заорал ему Ганин. Миллион слов вертелся на языке, но вылетело из него именно это. Не вылетело даже, было выплюнуто, изрыгнулось, жаль, слова не могли убивать, – Иуда.

Ганин не знал, услышал его Фока или нет, потому что они с Виктором Сергеевичем уже бежали-и сердца их трепыхались, как линялые портки на бельевой веревке: того и гляди, унесет ветер, не видать будет портков. Ватага, ощетинившаяся ножами и смертью, наступала на пятки – выла, пердела, подхохатывала. Целый мир извивался змеей: цеплял ветвями деревьев, выл по-шакальи. С неба на плечи Ганину шлепнулась яичным желтком звезда. Затем еще одна. Он бежал, вытаращив глаза. В висках стучало. И дико, и страшно, и ново было ему оставлять за спиной родных мертвецов – Степана и Серегу.

Ганин заорал на бегу – так, что землю, начинающую просыпаться, продрало до ядра и где-то далеко, в безымянной реке, от его крика вспыли мертвые рыбы. В него выстрелили: он поймал пулю рукой, горячую, и скомкал как бумажный шарик. С размаху врезался в дерево, разломил его надвое – услышал, как оно стонет, посылает проклятия вслед.

Ноги его стали мало-помалу отрываться от земли: он понял, что больше не ступает ими на твердую почву, а перебирает воздух, парит. Земля удалялась. Андрюха Ганин летел навстречу облакам, сжимая в руках дьявольский меч.

В одной из деревень ранний пастух увидел человека, бегущего по небу.

– Илия! – сказал пастух и перекрестился. – Истинно Илия-пророк!

Падать вниз было больно. Ганин воткнулся в землю, как сбитый фашистский летчик. Его бесчисленные разы перевернуло, руки и ноги разлетелись, свет в глазах потух.

– Что это было? – прохрипел он, придя в себя, и закашлялся. В уши, рот и нос набилось земли. Руки были в ссадинах – правой он инстинктивно нащупал меч, последнее свое оружие и защиту. Клинок, теплый, лег в ладонь.

Рядом застонал и закашлялся Виктор Сергеевич. Лицо его было черным, перепачкалось в земле.

– Известно что, – сказал он и выплюнул изо рта горсть каменьев и пучок травы. – Обрыв.

Вдвоем они подняли головы и увидели, что произошло: над ними возвышалась каменистая, кое-где поросшая чахлыми деревцами отвесная круть. Наверху суетились фигурки людей; вспыхивали и гасли быстрые огоньки. Стреляют, догадался Ганин. Палят по нам, сукины дети.

Впрочем, стрельба не доставляла видимых беспокойств – расстояние было большое, и пули шли в сторону.

– Как живы остались, ума не приложу, – сказал, отирая грязь с лица, Виктор Сергеевич. – Вот так и уверуешь.

Высота крути была метров двадцать пять, и спуститься по ней не было никакой возможности – валуны, острые или обтесанные ветром, усеивали ее на всем пути.

Поняв, что пули преследователей не достигают цели, он потряс кулаком. Фигурки сверху прокричали что-то в ответ, но слова унес ветер – до них донеслось только «О-хо-хо», странное в их ситуации, похожее на клич Санта-Клауса.

– Серега, – вспомнил Ганин. – И Степа.

Он повернулся к Виктору Сергеевичу, ища поддержки: он надеялся в этот короткий миг, что смерть братьев привиделась ему, что он выдумал ее в суматохе событий и Виктор Сергеевич сейчас подтвердит это.

Но тот только опустил глаза.

– Видать, заслужили мы это, Андрей. Прогневали мирозданье, вот и подослал бесов. Или сами мы бесы – уже не пойму.

– Что я мамке их скажу? – спросил Ганин. – Сыновья ваши, матушка, были бесы, потому извели их со свету – это говорить?

– Заслужили мы, – повторил, глядя в землю, Виктор Сергеевич.

Ганин не выдержал: в следующий миг он бросился на подельника, навалился на него и занес кулак.

– Может, и ты бес? И тебя пора в расход?

Виктор Сергеевич не делал попыток освободиться.