Сергей Апрелев - Под шорох наших дизелей

«Неужели остается взятка? Но где ее взять? И как их, вообще, дают?» - вопрошала себя далекая от коррупции натура Веревкина.

Поскольку золотых приисков поблизости не наблюдалось, оставалось одно - охотничьи трофеи. Петр сделался заправским охотником. Оружия было предостаточно, а маячники снабдили его широкими и короткими нанайскими лыжами, подбитыми оленьим мехом. За два месяца интенсивного «промысла» на побережье удалось добыть лишь облезлую лису, которая, не попадись на глаза Веревкину, непременно подохла бы самостоятельно, причем, ненамного позже. На взятку ее шкура явно не тянула.

Только однажды Петру удалось подкрасться к спящему на кромке льдов тюленю. Он тщательно прицелился и даже попал. Тюлень дернулся и обмяк как тюфяк. Однако Веревкин рано радовался. Метрах в трех от торжествующего охотника «добыча» ожила, дернулась и медленно сползла в полынью. Кровавый след смертельно раненого животного, уходящий на глубину, долгие годы преследовал впечатлительного и где-то даже легкоранимого Петра...

Тем временем ссылка продолжалась. Белое безмолвие, царившее в коротких промежутках между стихийными катаклизмами, наполняло сердце беспросветной тоской. Раз в месяц ее развеивал шум вертолета, сбрасывавшего почту и все необходимое для жизнедеятельности верных присяге моряков. Затем снова воцарялась звенящая мертвая тишина. Впрочем, ненадолго. До первого шторма или бурана.

Веревкин научился подолгу смотреть на мерцающий мириадами бликов снег. До рези в глазах. Это наполняло сознание каким-то философским смыслом. Созерцание абсолютно чистого листа, в который раз наводило его на мысль - насколько мало сделано в жизни. Полярные куропатки были неотъемлемой частью заснеженной тундры. Стайками по 100-200 особей они «заседали» в глубоком снегу, маскируясь настолько искусно, что неопытный охотник мог не заметить их с расстояния в каких-то пару метров. Выдавали их лишь черные бусинки-глаза. Резкое движение и белая пернатая туча взмывает у тебя из-под ног, на мгновенье застилая изрядный кусок сероватого неба. Охотнику остается, не целясь, выстрелить над собой, желательно, конечно, дробью. Терпение вознаграждается несколькими крупными отъевшимися ягелем тушками. Ликование в стане сподвижников обеспечено, ведь на смену обрыдлой тушенке приходит вкусная и здоровая пища - ДИЧЬ в чистом виде!

Но вожделенного крупного зверя, росомахи или песца, обладающего мало-мальски ценной шкурой, годной для «взятки» не попадалось, хоть ты тресни!

Аппаратная, в которой размещалась приемно-передающая аппаратура, стояла в 50 метрах от жилого барака. В тот день на вахте в аппаратной стоял матрос Хаджибаев. За два года службы он настолько познал русский язык, что мог даже писать, причем, ограничиваясь исключительно согласными. Не будем приводить примеров, поскольку подавляющая часть его литературного наследия оставалась абсолютно непечатным. Наступил вечер, и под джазовую мелодию Дюка Эллингтона, доносившуюся из видавшего виды радиоприемника «Океан», лейтенант читал «Преступление и наказание». Вы не представляете, насколько хорошо читается Достоевский в уединении полярной станции или автономном плавании. Конечно, если вас не отвлекают ежечасно на какие-нибудь боевые тревоги. Вот и сейчас, совершенно некстати прозвучал подозрительно долгий зуммер полевого телефона образца 1939 года. Состроив недовольную гримасу, Веревкин поднял трубку и услышал истошный крик Хаджибаева:

- Сэрий мышка, сэрий мышка!

- Что за мышка, мать твою за ногу, - ласково поинтересовался потревоженный Петр.

- Болшой мышка, очен болшой, силно двер колотит, - орал матрос.

Почуяв неладное, Веревкин, как был в кальсонах, нырнул босыми ногами в унты, на ходу набросив альпак. Выхватив из-под подушки верный ПМ, он передернул затвор и, прокричав зычным голосом: «Всем в ружье!», - отважно шагнул в объятия колючей вьюги. Несмотря на сумерки, уже подбегая к аппаратной, лейтенант отчетливо разглядел солидных размеров белого медведя. Тот продолжал с упоением уродовать вверенную ему, Веревкину, материальную часть.

- Стоять, Казбек! - зачем-то заорал Веревкин, перехватив удивленный взгляд животного. Хозяин Арктики с большим воодушевлением отметил появление потенциального ужина. Холодок пробежал между лопаток лейтенанта. Он был наслышан о коварстве этих хищников. Поговаривали, что если ты подпустил белого медведя ближе, чем на 50 метров, дело труба! Даже, если у тебя «Калашников». Первый прыжок - минимум на 10 метров, а толщина лобной кости, как броня у танка и такая же наклонная. Рикошет обеспечен. Не зря время от времени зачитывали печальные сводки: то на Новой Земле часового съедят, то на какой-нибудь заставе пограничником полакомятся. Жуть! Вот и сейчас «мышка» приподнялся на задних лапах и заревел.