Сергей Апрелев - Под шорох наших дизелей

ПИНГВИН

Приехав в Ленинград на командирские классы, капитан-лейтенант Митрохин немедленно развил бурную деятельность. И было из-за чего. Появившись с опозданием, пришлось перегонять лодку с Севера на Балтику в ремонт, он начисто потерял шанс на место в офицерском общежитии. Поэтому радость встречи с однокашниками, многих из которых он не видел с выпуска, была омрачена поисками жилища для собственного семейства, смиренно ожидавшего решения этого важнейшего вопроса современности в далеком Видяево. Им было не привыкать к ожиданию, и они справедливо рассчитывали на остатки совести, которые, несомненно, присутствовали в натуре Митрохина. Хотя, откровенно говоря, годы, проведенные в должности старпома подводной лодки, слегка поколебали эту некогда незыблемую категорию. Все объяснялось просто: старпом, как исполнитель командирской, а, следовательно, чужой воли, был вынужден частенько перекладывать моральную ответственность за сомнительные приказы, а такие, конечно же встречались, на совесть тех, кто их отдавал, сиречь начальников.

«Вот стану командиром, - мечтательно потягиваясь, думал Митрохин, - буду брать всю ответственность на себя. С одной стороны - хорошо быть прикрытым от начальства широкой спиной «кэпа», но, сколько же можно слыть «злобной собакой», чьи «ответственные обязанности несовместимы с частым нахождением на берегу». Как все-таки здорово принимать самостоятельные решения. Для этого люди, собственно, и рвутся к машинным телеграфам, а командирские классы - лишь необходимая ступенька к этой великой цели».

«И совесть будет чиста, как у моего Дениски», - грезил вчерашний старпом, безумно скучая по трехлетнему сынишке, которого боготворил, как продолжателя семейной традиции. Разумеется, двух старших дочерей он также любил, но лишь когда с женским засильем в семье было покончено, Митрохин почувствовал, что чего-то достиг в этой жизни. Да и дед, старый морской офицер, при всей суровости не смог скрыть своей радости:

- Я уж было, подумал, что ты, Мишка, бракодел, да, вижу, ошибался. Наша порода, довел-таки дело до конца! Теперь можно и на покой.

- Мне что ли? - с деланным вызовом спросил Митрохин-средний.

- Не ехидничай, сам знаешь кому. А то жил как на иголках...

Решение квартирного вопроса пришло на первой же неделе, когда разочарование от полученных предложений, замешанное на чувстве растущей вины перед семьей, томящейся на Севере, грозило довести Митрохина до помешательства.

- Не волнуйся, Мишка, есть один вариант, - заверил его надежный, как некогда Аэрофлот, школьный товарищ Коля Спирин, капитан мощнейшего буксира «Капитан Чадаев», стоявшего неподалеку от классов. Главной достопримечательностью судна была удивительная по красоте и функциональности сауна. Она поразила Митрохина полным отсутствием углов, шероховатостей и шляпок гвоздей, не позволявших особенно расслабляться посетителям обычных городских бань. К огромному удовольствию друзей капитана, «Чадаев» продолжал стоять на Неве по единственной причине - начальство никак не могло решить, смогут ли суда «река-море» следовать за чудо-буксиром в битом льду. Построенный недавно в Финляндии он обладал способностью колоть лед толщиной до полутора метров.

- Маша, подбрось-ка нам пивка похолодней! - громко скомандовал Спирин в никуда.

- Есть, Николай Степаныч, - отозвалось зычное контральто, и тотчас в абсолютно ровной переборке предбанника открылось окно, где, как по мановению волшебной палочки, нарисовался поднос с парой запотевшего пива.

- Ну, дела, - завороженно произнесла распаренная митрохинская физиономия, игриво продолжая, - а Машу чего ж не позовешь?

- Боюсь, не пролезет наша Маша в оконце. Габарит не тот, а вот элеватор загубим. Короче, ты, вроде, семейные дела решаешь? Если все еще да, то слушай. Корешок мой по Арктическому училищу Валентин снова на Юг собрался, в Антарктиду почти на год. Интересуется, кому бы квартиру сдать. Трехкомнатную.

- А ты не знаешь кому?

- Съезди, посмотри, может не подойдет. Там особенность имеется.

- Много просит что ли?

- Да нет, еще и доплачивает.

- Разыгрываешь, гадюка! Ты ж мою ситуацию знаешь. Все бросаем, поехали, - вскочив от нетерпения, заголосил Митрохин.

- Не суетись, он тебе сам сейчас все расскажет, - едва успел произнести Спирин, как голос верной Марии, прозвучавший как всегда ниоткуда, доложил о прибытии гостя.

Валентин оказался щупловатым и застенчивым полярником с огромным стажем сидения на льдинах и удаленных станциях. Работу свою он любил и, судя по тому, с какой восторженностью описывал эпизод, как в прошлую антарктическую экспедицию чуть было не сыграл в километровую трещину, получал от происходящего особое наслаждение. Он был одинок, а значит, мог себе это позволить.