Самое странное, что к моменту, когда перископ рассек водную поверхность, в поле зрения не оказалось ни одного вражеского корабля. Однако море было довольно бурным. Как только был отдраен рубочный люк, клетка с попугаем стремительно вознеслась на мостик. Её смачно обдало ледяными брызгами, но бездыханное тело продолжало топорщиться на дне клетки жалкой кучкой перьев. Обняв прутья клетки, подвешенной на трубе с кабелем эхоледомера, Бесчинский напряженно пытался уловить малейшие признаки жизни. Его лицо выражало неподдельное страдание.
- Ну, давай, давай, Ара, оживай, мать твою, - горячо шептал замкомбрига.
И вдруг, о чудо, попугай шевельнулся, и пленка, закрывавшая его томные глаза, медленно приоткрылась.
- Ура-ааа! - громоподобно заорал Бесчинский, рискуя привлечь исчезнувшие, было, противолодочные силы вероятного противника.
- Объявляй готовность, командир! - Приказал начальник, явно демонстрируя отличное расположение духа. Его настроение не смог испортить даже минер, появившийся на мостике для заступления на вахту. Продув балласт, лодка двинулась на северо-восток, громыхая дизелями.
- Ну что, минер, твоя жизнь и карьера в твоих руках, - ободряюще начал замкомбрига. - Не будь мудаком! С птицы и... горизонта глаз не спускать!
Завершив инструктаж, весело посвистывая, он спустился вниз. На мостике воцарилась идиллия, которую пикантно оттенял мерный рокот дизелей, работающих на винт-зарядку, а в спускающихся сумерках мелькали высокие плавники касаток, беспечно рассекавших гребни океанских валов. Попугай, вполне оклемавшись, сидел на жердочке, нахохлясь и распушив оперенье. Вдруг в паузе, возникшей оттого, что волна накрыла газовыхлоп, отчетливо прозвучало: «Минер - мудак!»
Несмотря на леденящий холод, Семенов вспыхнул. То, что эти слова произнес попугай, ранее молчавший как партизан, ранило его минерское сердце вдвойне.
«Вот ведь сволочь!» - мелькнуло в его голове. Получалось что это все, что он усвоил из сказанного в ЦП.
Минный офицер молча открыл дверцу клетки и со всей силы треснул птицу по нахальному клюву. Ара закатил глаза и навзничь упал с жердочки, безвольно разбросав лапы.
- Что тут происходит? - донесся рев Бесчинского, как назло появившегося на трапе, подобно чертику из коробочки.
- А что он обзывается, - робко попытался защищаться Семенов.
- Мудак, ты мудак и есть!- продолжал реветь замкомбриг. - Делай что хочешь, но птицу реанимируй, зови доктора, делай искусственное дыхание «клюв-в-клюв». Что хочешь, но если Ара околеет, за ним пойдешь и ты!
Через несколько минут рев из центрального поста возвестил, что Ара открыл левый глаз, а затем и правый.
Минер остался жив и даже в прежней должности. До самого конца похода попугай молчал, видимо осознав, что безнаказанно обзывать людей могут только большие начальники.
Увидев Ару на пирсе в Оленьей, комбриг чуть было не выронил блюдо с жареным поросенком. Его глаза потеплели, и он решил не отчитывать уж слишком сильно своего боевого заместителя за то, что лодка была обнаружена неприятелем на пути домой... Его жизненный опыт подсказывал, что перевезти столь роскошную птицу из другого полушария без жертв, практически невозможно...
СКАЗ О МИНЕРЕ С СОБАЧКОЙ, КОТОРАЯ ГУЛЯЛА САМА ПО СЕБЕ
Историю эту мне поведал мой добрый приятель, в прошлом доблестный командир легендарного ракетоносца «Ленинец» - капитан 1 ранга Виктор П-ский. Поэтому и рассказ пойдет от его имени.
Случилось это в славном городе Северодвинске, где мой экипаж оказался волею судеб и флотского начальства. Лодка стояла в заводе, что предполагало не только значительную разлуку с морем, но и с семьями, проживавшими в далеком Гаджиево. Несколько лет назад его переименовали в какой-то обезличенный Скалистый, видимо, полагая, что легендарный герой-подводник Магомед Гаджиев имеет какое-то отношение к чеченскому сепаратизму. Слава богу, справедливость восстановлена и надеюсь, что навсегда. Так вот, морякам срочной службы было, в общем-то, все равно, где стоит «пароход». Увольнение «в город», как таковое, на Северном флоте практически не существует. Хотя в таком центре цивилизации, каким в ту пору был Северодвинск, можно было вполне рассчитывать на культпоход в кино и даже на танцы в БМК. Но вот кто позволял себе расслабиться, так это «фенрики», то бишь молодые офицеры, причем, не только холостяки. Разумеется, в вечернее время, плавно переходящее в ночное. Главное - как штык явиться к подъему флага и желательно своим ходом. Очень это качество на флоте уважают. Два главных преступления для военмора: опоздать на вахту и к подъему флага. Осмотрит, бывало поутру свирепый старпом строй бравых офицеров, переминающихся в ожидании командира.
Читать дальше