Сергей Апрелев - Под шорох наших дизелей

Постепенно приоритет перешел к последним. На свежую рыбу и такси уходила большая часть митрохинского жалованья. Он не раз с горечью помянул утраченную в связи с оставлением Севера «полярку» (прогрессивный вид дополнительного денежного довольствия для работающих на Крайнем Севере. В случае отсутствия на Севере более 90 суток накопление начиналось с нуля)

Попытка накормить Федора мороженой рыбой с треском провалилась.

- А почему, собственно, эта зверюга не может питаться тем же, чем мы? - как-то раз воскликнул Митрохин, поразившись собственной смелости.

- Ну-ка, Настена, - обратился он к младшенькой, - отнеси-ка Феденьке с «барского стола» отварного хека отведать.

Вскоре, вслед за вернувшейся дочкой, в дверях гостиной, появилась горделивая «императорская» физиономия. В презрительно сжатом клюве покачивалась пресловутая рыбина. Федор величественно приблизился к хозяйскому столу и, не наклоняясь, разжал клюв. Рыбина громко шлепнулась на паркет.

«Вот вам хек!» - прочитали Митрохины в оскорбленном взоре Федора. Крыть было нечем.

Но самым сложным в общении с Федором оставалось купание. Митрохины подхватывали его из машины под «белы лапы» и волокли по направлению к пляжу или проруби. Когда до воды оставалась пара метров, пингвин освобождался от опеки и, не веря собственному счастью, плюхался в воду. Поначалу возникало опасение, что Федя заблудится, но он всегда находил нужную прорубь по ему лишь ведомым ориентирам, причем, заметьте, в мутной и изрядно отравленной невской водице.

Так что о пропаже животного без вести в силу природной тяги к свободе нечего было и мечтать. Каждый раз, поймав себя на подобной мыслишке, закоренелый атеист Митрохин мысленно крестился, представляя себя в роли Феликса Юсупова, наступающего на лапы Федора, силящегося выпрыгнуть из проруби в образе Гришки Распутина. Эта картина частенько преследовала его во сне, и каждый раз, просыпаясь в холодном поту, он встречал над собой холодный блеск пингвиньих глаз. В один прекрасный день Митрохин понял, что еще немного, и он загремит на Пряжку (психлечебница на одноименной речке в Ленинграде). Оставался резервный вариант, припасенный на крайний случай - сдать Федора в зоопарк на поруки старинному знакомому - Михалычу, в целом неплохому, хотя и весьма пьющему мужику. Мысль эту Митрохин долго отбрасывал, учитывая ряд последних скандалов вокруг Ленинградского зоопарка. Как выяснилось, последний директор, оказавшийся на поверку артистом балета, регулярно объедал бедных зверушек. Мало того, что львы не получали положенного по царскому статусу мяса. Мартышки, которым, ввиду полного отсутствия положительных эмоций, для тонуса полагалось шампанское, его сроду не видывали, зато регулярно наблюдали сытого и пьяного директора. А вообще, с зоопарком Митрохина связывали не только воспоминания детства. На четвертом курсе военно-морского училища появилось ранее неведомое понятие - свободное время, немедленно вызвавшее острую потребность в карманных средствах. И судьба привела его в зоопарк.

- Работа не бей лежачего, - бодро вещал многоопытный сокурсник Витя, кормивший слона обедом, - пришел, накормил ужином, подобрал то, что осталось... от моего обеда и гуляй!

Деньги были нужны до зарезу, и Митрохин согласился. Проработал он целый месяц, дальше начиналась штурманская практика - очередной заплыв без заходов вокруг Европы. К слону по имени Ганг или просто Гоша он привык, да и тот полюбил Митрохина все душой. Иначе чем было объяснить свирепое поведение Гоши после исчезновения любимого подавальщика ужина. Сменивший его на этом посту Михалыч в первый же день загремел на колышки, коими, как известно, ограждают слоновьи жилища. С тех пор, собственно, Михалыч и хромал, и пил. Но зла на Митрохина он не держал, временами они даже встречались, отметить очередной день счастливого «приземления» Михалыча. Собственно он-то и предложил приютить пингвина в случае необходимости. Теперь этот случай настал.

- Прости Федор, поживешь немного среди зверей, - с заметным чувством вины сипло произнес Митрохин, передавая пингвина Михалычу. В силу важности происходящего последний выглядел трезвее обычного. Получив от Митрохина деньги на свежую рыбу, Михалыч плотоядно крякнул, заставив подводника вспомнить о пристрастиях бывшего шефа главного питерского зверинца. А фраза «Все будет в лучшем виде» и вовсе посеяла в душе Митрохина сомнение в справедливости происходящего.