Валерий Бочков - Шесть тонн ванильного мороженого

– Можно? – Мэлори с опаской взяла «ремингтон». – Тяжелый… А стрелять как? Ты умеешь?

– Вот сюда вставляешь три патрона… Левая рука здесь, эта штука двигается туда-сюда. После каждого выстрела надо перезаряжать. Патрон заходит в патронник… Видишь, вот тут?

Она неловко зажала приклад под мышкой, ствол гулял из стороны в сторону. Мэлори безуспешно пыталась передернуть затвор.

– В плечо! Упри в плечо! – сержантским тоном командовал я. – И тяни! На себя. Вот так!

Наконец она справилась – взвела. Я не говорил ей не трогать курок, мне казалось, это разумеется само собой.

От выстрела у меня заложило уши. Отдача развернула Мэлори вбок, она выронила ружье. Солнечные очки упали на землю, шляпа съехала набок. Губы мелко дрожали, она что-то говорила, но я не слышал. Пропали птицы, шум реки. Кисло воняло жженым порохом.

– Совершенно… просто не понимаю… – наконец сквозь вату донеслось до меня. – Ничего не делала. Само выстрелило… Само!

Дверь в сарай была открыта, заряд угодил в заднюю стенку. Не знаю, дробь какого калибра (или чем ее там меряют охотники) выделила мне добрая Джулия, но предполагаемому медведю я бы не позавидовал. Через дыру полуметрового диаметра теперь хорошо был виден северный склон Чертовой балки. Я загородил дыру широкой доской, в лесу было полно барсуков. Для верности припер доску велосипедом. Нашел старый мешок, как следует вытряхнул, сунул туда патроны и дробовик. Поставил в дальний угол. Мэлори тихо мешала, крутилась под ногами с виноватой готовностью.

Лишь только мы свернули на шоссе, наткнулись на шерифский «Форд». Машина стояла на обочине. Шериф, коренастый малый в белом стетсоне, махнул мне рукой. Я остановился. Мэлори сжала кулаки до белых костяшек.

– Все будет нормально… – прошептал я ей.

– Шериф Рейснер, – представился он, вяло приложив палец к шляпе. – Вы живете на Шугар-милл?

– Да. Снимаем, – улыбаясь, ответил я. – До июля.

– Понятно…

Шериф, невозмутимый и ленивый, в темных очках и с толстой шеей, с кольтом в открытой кобуре, был похож на персонажа из дрянного кино. Если бы я такого клоуна попытался воткнуть в свой сценарий, меня бы подняли на смех.

– Вы слышали выстрел?

– Выстрел? – невинно переспросил я.

– Да. Выстрел. Минут пятнадцать назад.

Я старательно задумался. Выдержав паузу, рассмеялся.

– Выстрел! Да мы сами перепугались! Так шарахнуло… Правда, милая?

Мэлори молча кивнула. На ней тоже были темные очки и шляпа. Тут они с шерифом играли на равных.

– Извините, шериф, – продолжал я валять дурака. – Нам безумно нравится ваш штат, но вот бензин у вас – откровенная дрянь!

– При чем тут бензин?

– Я вчера залил «экстру», – я стукнул ладонью по баранке, – и у моей малышки от нее изжога. Это был выхлоп. Третий за день. Так шарахнуло, я думал, резонатор разнесет. Она у меня капризная.

Шериф нагнулся, зачем-то посмотрел на приборную доску. От него разило еловым одеколоном. Пауза тянулась бесконечно, тихо было невероятно, я слышал, как осторожно дышит Мэлори, где-то рядом прожужжал шмель.

– Механическая коробка… – наконец сказал шериф и поскреб подбородок. – Это что – спортивная модель какая-то? Гоночная?

– Да нет, – поскромничал я. – Так, прогулочный кабриолет.

– Кабриолет? Так крыша ведь железная. – Он ласково похлопал по крыше. – Ее что – свинчивать?

Я нажал кнопку, крыша бесшумно разошлась и с плавностью робота сложилась в багажник. Шериф даже снял очки. Немецкая инженерная мысль явно повысила мой авторитет в глазах местных правоохранительных органов.

– Извините, сезон только в сентябре. – Шериф погладил крыло. – Вообще, у нас браконьеров нет… Да и вообще тихо. Извините, мисс.

Он козырнул, нацепил очки. Я включил поворотник, дал газ, лихо выскочил на дорогу.

– Я и представить не могла, что ты такой врун! – с тихим восхищением сказала Мэлори. – Потрясающе…

Она засмеялась, придерживая шляпу рукой. Ленты развевались, как вымпелы на яхте. Я перешел на третью, утопил педаль газа и ловко взял поворот.

Я забыл, что автомобильная езда может доставлять такое удовольствие. В Нью-Йорке мы почти не пользуемся машиной – пробки, парковка, за год у меня на спидометре меньше пяти тысяч.

Мимо нас проносились кудрявые рощи, свежая зелень переходила в завитки облаков, вызывающе трехмерных и словно вылепленных из сливочного зефира. Исполинские сосны подступали к самой дороге. Нависали тенистыми сводами, гнали нас сквозь сумрачный туннель, который вдруг, ахнув, распахивался бескрайними холмами с сиреневыми пиками заснеженных скал на горизонте.