Фёдор Грот - Ромовая баба

— Что? Что там? — возбужденно проговорил отец, повернувшись к окну.

— Оса.

— Оса? Оса?

— Да, оса.

— Обычная оса?

— Нет. Размером с голубя.

Отец задохнулся и замолчал. Он молчал и смотрел на Гартмута большими глазами.

— А что это. за оса? — наконец, выдавил он.

— Это дух паротита.

— Паротита? Паротита? — беспомощно повторил отец.

— Да. Очень ядовитый.

— А что он там делает? Там, на ветке?

— Ждет.

— Кого ждет?

— Какого-нибудь ребенка. Тогда он сможет проникнуть в него и немного пожить в свое удовольствие.

Тут Гартмут позволил себе немного улыбнуться.

— Ты это шутишь, да? — облегченно спросил отец.

— Нет.

После паузы старший Шоске произнес немного недоверчиво:

— И что, ты можешь ее, эту осу, превратить в гугельхупф?

Гартмут тоскливо поглядел за окно. «Красивая», — подумал он. Узкая, хищная, с острым полосатым брюшком. Только вот большая. Пожалуй, даже с ворону величиной. Он собирался уже ответить отцу, что не собирается никого ни во что превращать, как тварь вдруг заметила его и атаковала. Стремительно сорвавшись с ветки, она сквозь закрытое окно влетела в комнату. Гартмут так и не успел попросить Берлепша научить его защитным заклинаниям.

Старший Шоске видел, как сын вдруг вскинул руки и жалобно закричал, — и в тот же миг у их ног из воздуха возник и тяжело шмякнулся о пол большой шоколадный гугельхупф. Огромный кекс возник прямо из воздуха — и аппетитный запах поплыл по комнате.

Гельмут Шоске обалдело уставился на поразительное явление. Потом наклонился и, не обратив внимания на предостерегающие возгласы Гартмута, взял кекс в руки.

— Это гугельхупф, — произнес он, не веря своим глазам. — Откуда ты его взял?

— Опусти его на пол, папа, — услышал он строгий голос сына. — Опусти сейчас же! Это не гугельхупф.

— А что же это? — выговорил отец с удовольствием, вертя кекс в руках и принюхиваясь.

— Это оса, — закричал Гартмут. — Я изменил ее.

— Сынок, — сказал отец, жмурясь, — я пекарь. И пекарями были и мой отец, и дед, и прадед. У нас в семье, как ты знаешь, это наследственное ремесло. Я носом могу определить настоящий гугельхупф. Так вот, такой гугельхупф не смогу испечь даже я. Это королевское лакомство.

— Сейчас же брось! — высоким срывающимся голосом закричал мальчик, и Гельмут Шоске скорее инстинктивно выпустил гугельхупф из рук. Тот повторно шмякнулся о пол, словно ком влажной слежавшейся земли.

Отец и сын смотрели друг на друга.

— Подожди пять минут, — настойчиво сказал Гартмут. — Он исчезнет. Ты это увидишь.

— Как исчезнет?

— Он просто пропадет, вот увидишь.

Отец покачал головой.

— По-моему, Гартмут, из тебя растет настоящий фокусник, — с неприкрытым восхищением произнес он. — Гугельхупф, конечно, пек не ты, потому что пекарь из тебя никудышный. Но ты нашел отличного мастера. Признавайся, кто это. Бауэр? Или Петер Махер?

В ответ гугельхупф беззвучно растворился в воздухе.

Старший Шоске стоял как громом пораженный. Исчезновение произошло прямо на его глазах.

— Что это? — с трудом выговорил он.

— Я же говорил тебе, это был не гугельхупф, — терпеливо произнес Гартмут. — Говорил, что он исчезнет. Вот он и исчез. Они не могут долго существовать и пропадают.

— Совсем? — спросил отец, не отрывая взгляда от того места на полу, где только что лежал гугельхупф.

Гартмут не ответил.

— Но ведь это был настоящий гугельхупф! — произнес его отец, изумленно оглядывая комнату. — Он пахнул как гугельхупф, я держал его в руках!

Гартмут вздохнул и повторил:

— Это был не гугельхупф, папа. Я же говорил тебе.

— А ты можешь создать такой же? — требовательно спросил отец.

— Могу.

— И чтоб он так же исчез?

Гартмут в сомнении взглянул на него.

— Они все исчезают, рано или поздно. И есть их нельзя — они ядовиты.

Он попал в точку.

— В самом деле? — разочарованно спросил отец. — А я уж подумал, что можно было бы их.

— Нет. Их нельзя продавать.

— Но они все равно исчезнут! — с хитрым видом заявил отец.

— Папа! У них просто форма гугельхупфов. Их нельзя продавать людям! А если кто-нибудь отщипнет кусочек по пути домой?

Отец недовольно помолчал, а потом из него вырвалось возмущенное:

— Но почему? Почему у них такая форма?

Похоже, он сдался.

— Не знаю, — покачал головой Гартмут. — Быть может, потому, что я сын пекаря.

Для старшего Шоске это был аргумент неопровержимый. Конечно, во что еще может превращать духов сын пекаря? Не в окорок же. Такое мог сделать только сын мясника. Но долго еще он собирался идти во дворец, чтобы поведать самому великому герцогу о чудесном даре сына. О своем намерении предстать пред очами его королевского высочества он рассказывал друзьям, родственникам, соседям, кухарке Эльзе, посетителям пекарни, и, хотя цели этой встречи он предпочитал в подробностях не раскрывать, постепенно весь город узнал о том, что сыну пекаря Шоске удаются чудесные гугельхупфы, которые обладают целительными свойствами и пропадают из пекарни буквально в мгновение ока, так они хороши. Продолжались эти разговоры несколько месяцев, все это время обрастали разными подробностями, а потому очень многие захотели попробовать чудесные гугельхупфы Гартмута — и это стало для семейства Шоске настоящим испытанием, потому что любители гугельхупфов стали заглядывать в пекарню в часы урочные и неурочные и уходили весьма недовольные, ибо хваленых гугельхупфов в наличии не оказывалось ни в урочные часы, ни в неурочные. Гельмут Шоске уже и сам жалел, что распустил язык, Поначалу он попытался использовать отцовскую власть и стал настаивать, чтобы Гартмут освоил какой-нибудь рецепт приготовления гугельхупфа, куда можно было бы добавить какой-нибудь экзотической пряности — для придания волшебности вкусу кекса.