Сара Уинман - Самый одинокий человек

Слышу блеяние. Поднимаю взгляд и вижу впереди небольшой заброшенный монастырь. Во всяком случае, кажется, что он заброшен – часть его явно разрушилась, и в тени развалин прячется от солнца небольшое стадо белых коз. Но, подойдя ближе, я понимаю, что эти руины – своего рода жилище. Я бросаю рюкзак на землю и присаживаюсь на ступеньки, уже впитавшие дневной жар. Расшнуровываю ботинки, стягиваю носки и сразу понимаю, что сегодня уже никуда не пойду. Я поделю убежище и тень с козами и засну под музыку их беседы.

Задремываю. Просыпаюсь: не знаю, сколько времени прошло. Жар нисколько не спал. Но я чувствую – рядом кто-то есть, и сперва решаю, что это любопытная коза пришла познакомиться. Но, открыв глаза, вижу священника. Может быть, он чуть старше меня – трудно сказать. У него доброе лицо, благодушие в глазах и смуглая кожа южанина. Он держит в руках большую терракотовую миску воды, в которой плавают соцветия лаванды, испуская тонкий аромат. Священник ставит миску рядом со мной и уходит в дом. Я погружаю ноги в воду и чувствую себя в раю. Священник снова появился – на губах у него дрожит улыбка. До меня вдруг доходит, что в этой воде я должен был умыть лицо и руки.

Меня вводят в комнату, там темно и тихо. Припахивает сыростью и ладаном. Отодвигаю ставню и смотрю на рядки фиолетовой лаванды. Пчелы и цикады обеспечивают саундтрек к этой сцене. И козы со своими колокольчиками. Я оборачиваюсь, но священник уже ушел. Он положил мой рюкзак возле узкой кровати на железной раме. Над кроватью висит распятие. Рядом – письменный стол, на нем алтарная свеча. Я снимаю распятие со стены, кладу на стол и прикрываю собственной рубашкой. По лестнице поднимаются шаги. Я приоткрываю дверь и мельком вижу спины двух туристов, направляющихся в комнату над моей. Я не успел разглядеть, мужчины это или женщины. Очень уж большие у них рюкзаки.

Спускается ночь, и меня накрывает тревога. Я смотрю, как меняется свет за окном, как зажигаются оранжевые огни на дальних фермах. Когда синева неба сгущается до черноты, появляются звезды – в основном белые, но порой попадаются розовые. Этажом выше тело звучно шмякается в кровать. У меня под дверью появляется полоска света. Ее пересекает тень, слышится тихий раскат грома. Стучат в дверь, и я вскакиваю.

В комнату вливается поток света. У священника в руках поднос – хлеб, фрукты, сыр, открытая бутылка вина. Он ставит поднос на стол, зажигает свечу и собирается уходить.

Я тянусь к нему, касаюсь его руки. Поешьте со мной. Пожалуйста. Здесь хватит на двоих.

Священник остается. Мы едим. Мы храним молчание, но пьем из одного стакана. От долгой ходьбы ко мне вернулся аппетит – рот оживает, вкушая кислый хлебный мякиш, шибающую в нос склизость сыра, сочную сладость абрикосов. Спасибо, говорю я. Merci . Слегка покачиваю головой – в знак благодарности и неверия в происходящее.

Раздвоенные молнии озаряют окоем, но дождя все нет. Летучие мыши отвоевали небо у ласточек, воздух напоен сладостью почвы и лаванды. Я стою у окна. От свечи, горящей на столе, по временам доносится запах меда.

За спиной – прерывистый звук движения. Не дыхание ли? Чужое тело – совсем близко. Я неподвижен – мне больше нечего и некому предложить. Слышно, как расстегиваются пуговицы, ткани соскальзывают с тела.

Поворачиваюсь. Священник даже не думал ко мне приближаться. Мне стыдно своей ошибочной похоти. Падают первые капли дождя, и в комнате резко холодает. Священник приближается ко мне, берет меня за плечи. Глаза у него добрые, и в них таится обида. Он как будто знает. Я держу его за руки и низко опускаю голову. Я сломлен своей потребностью в других людях. Эротическим танцем памяти, атакующей, когда настигает одиночество.

Просыпаюсь рано утром под звон колокольчика. Подхожу к окну и смотрю на пейзаж. Туристы с рюкзаками шествуют дальше своим путем, козы безмятежно пасутся в кустах. Я хромаю к столу, где еще лежат остатки ужина, и завтракаю хлебом с сыром. Выливаю себе остатки вина и иду принимать душ.

Оставляю деньги на столе, вешаю распятие на место. Никаких прощаний – только дверь, открытая в солнечный свет. Ночной дождь выпустил на свободу запах благодатной земли. Я благодарен за гостеприимство священнику и его Богу.

Цепь гор Альпийи, задевающая с юга Сен-Реми, вытянулась синим силуэтом, исходя туманом в раннем утреннем свете. Я продолжаю свой поход. Дороги, кустарник, поля. Вдоль дорог там и сям растут оливы, их серо-зеленые листья жадно ловят каждый соблазнительный вздох июня.