Сара Уинман - Самый одинокий человек

У соседей врубили «My Foolish Heart» [17] «Мое глупое сердце» (англ.) – песня Виктора Янга на стихи Неда Вашингтона, джазовый стандарт; впервые спета Мартой Миэрс в одноименном фильме 1949 г. – уже второй раз за вечер. Эллис налил себе вина и выпил.

Он вытащил большой конверт и вывернул содержимое на скамью. Похоже, это разные мелочи из ящика стола. Вырванные страницы из журналов, мятая черно-белая фотография его самого и Майкла, их тогда щелкнули без предупреждения в баре во Франции – загорелых, девятнадцатилетних, по праву уверенных, что мир лежит у их ног. Еще одна фотография – он и Энни в день свадьбы смотрят на облака конфетти, словно это – цвет вишни. Приглашение на открытие картинной галереи в Саффолке. «Пейзажи Джеррарда Дугласа». Цветная фотография Мейбл и миссис Хан перед лавкой, сделанная в тот день, когда миссис Хан пришла туда работать. Свидетельство редкой дружбы длиной в тридцать лет. Обе женщины в коричневых фартуках. Стоят, обнимая друг друга, глядят в объектив и улыбаются. Седые волосы Мейбл завиты – она всегда накручивала их на бигуди, – щеки раскраснелись от простой радости жизни. Она не собиралась уходить на пенсию. «Зачем?» – всегда говорила она. Дальше пошли открытки – Генри Мур, Фрэнсис Бэкон, Барбара Хепуорт. Сложенная газета – «Оксфорд таймс» 1969 года. Эллис уже собирался отложить ее на выброс, когда понял, что это – первая публикация Майкла. Статья о Джуди Гарленд.

Он вспомнил, что в день ее смерти Майкл поставил запись ее концерта в Карнеги-холле. Он оставил дверь лавки открытой и вывернул громкость на максимум. Так он отдавал дань памяти артистке. Люди заходили в лавку послушать, и Мейбл наливала им хересу как лекарство от огорчения, а постоянным покупателям – и чего покрепче. Потом Майкл выпросил в редакции «Таймс» разрешение написать про Гарленд. До сих пор ему доставалось только заваривать чай и делать ксерокопии. Наконец он надоел сотрудникам редакции, и они разрешили ему написать статью при условии, что он как-то свяжет тему с Оксфордом. И Майкл откопал в Саммертауне человека, что ходил на тот самый концерт в шестьдесят первом году. И построил на этом всю статью – местный житель всю жизнь следил за творчеством Гарленд, а теперь будет следить за творческой карьерой ее дочери. Это что-то, а? Наша лавка – центр вселенной, говаривал Майкл. О да, так оно и было. Так оно и было.

Еще одна фотография – на сей раз незнакомого мужчины, стоящего рядом с мольбертом. В шортах, грудь запачкана красками. Он улыбается. На мольберте – портрет Майкла. На обороте фотографии написано «Дж.».

Открытка с «Подсолнухами» Ван Гога. В память матери Эллиса или в память кого-то еще? На обороте нацарапан телефонный номер. Использованные билеты в кино – «Кинотеатр „Парадизо“», «Останься со мной», «Девушка в розовом», – на концерт Майкла Кларка, на вручение премии Тейт-Тернер 1989 года.

В самом низу коробки лежали какие-то книги – Эллис вытащил их и сразу узнал. Это его альбомы для набросков, из детства. Ему не верилось, что они снова у него в руках – ведь он так часто выбрасывал альбом, когда тот заполнялся, когда очередной рисунок не выходил (во всяком случае, по его тогдашнему мнению). Только один человек считал, что рисунки хороши, и, черт побери, сохранил их. Майкл их сохранил. Он ходил к мусорным ящикам, вытаскивал оттуда альбомы и хранил их все эти годы.

Вот мама. Простой абрис профиля, без штриховки, одна линия – волосы, нос, шея. Много страниц он заполнил этим упражнением, пока наконец у него не начало получаться. Потом ее руки, много страниц рук. И акварельный рисунок ее лица – она притворяется, что спит, алая верхняя губа изогнута улыбкой.

Эллис взял другой альбом. Майкл. Сколько ему тут лет? Четырнадцать? Может быть, пятнадцать. Без рубашки. Низко сидящие джинсы. Босой. Большие пальцы засунуты в шлевки на поясе. Задумчивый, серьезный. «Нарисуешь меня так, чтобы я выглядел интересно, – сказал он тогда. – Чтоб был похож на поэта».

Господи Исусе. Эллис откинулся назад и закрыл глаза. С соседской кухни доносился разговор: обсуждали оливковое масло.

Он выпил вино и налил себе еще. Собравшись с духом, он открыл следующую книгу. Но внутри оказались слова, а не рисунки. Он увидел почерк Майкла и вздрогнул. Это был не дневник, а что-то более хаотичное – идеи, размышления, рассеянные каракули. Записи начинались с ноября 1989 года – времени, когда они жили порознь.

Он начал читать. Страница вспорхнула – то ли от ветерка, то ли от дрожания руки. Из-за забора окликнули: