Татьяна Труфанова - Счастливы по-своему

Странный день рождения шел своим чередом. Богдан очаровывал, Нина млела, Евгений пел, Инга смотрела восторженными глазами на всех, но особенно на Богдана. Невестка куксилась, внук — хотя не чувствовалось пока, что внук, ах, родная кровь, замирание сердца! просто забавный младенец — так вот, он тянул свои лапки всюду, куда мог, и пробовал на зуб все, до чего дотянулся. Мама больше молчала, но уж если открывала рот, то давала волю раздражению. Потому что Степы по-прежнему не было.

— Что вы ему подарите? — в какой-то момент спросила Нина.

«Ремня бы ему хорошего», — сказал про себя Богдан, а вслух ответил:

— Есть у меня один шедевр фаянсовых искусств… — раритетный ночной горшок он еще вчера притащил в квартиру Майи вместе с абажуром, предвкушал, как вручит его Степе, украшая свою речь то одной, то другой завитушкой, — но это так, пустяковина. Настоящий подарок… — он оглянулся на Юлию, отошедшую с малышом к этажерке, и поманил к себе Нину, — только, пожалуйста, тсс! Никому ни слова, это сюрприз.

— Буду нема, как барракуда, — понизила голос Нина.

— Квартиру, — шепнул Богдан. — В хорошем доме, в хорошем месте. Три-четыре комнаты, ведь больше не нужно, согласны?

Нижняя челюсть мадам упала в декольте.

— Энкруаябль! — вымолвила она.

— Что аябль, то аябль, — скромно сказал Богдан.

Теперь он был уверен, что приобрел надежнейшего союзника.

Долго ли, коротко, за разговорами о том о сем, стрелки на его золотом хронометре докатились до пяти часов. Засобиралась выгуливать карапуза Юлия. Моментально, как в пластилиновом мультфильме, убрал гитару и исчез Евгений. За ним вылетела, дергая носом, как ищейка, его супруга. Инга помялась, посмотрела тревожно на Майю, смущенно на Богдана и сказала: «Я, наверно, тоже… пойду?» Богдан предложил ее проводить.

Тени стали длинными, как цветочные стебли. Из соседней кондитерской ветер приносил одуряющий запах растопленного шоколада. Парочки начинали целоваться, еще не дойдя до парка.

Богдан машинально согнул для Инги локоть, за который она взялась мягкой рукой. На ходу она чуть касалась его бедром, что оказалось для Богдана приятно и напомнило о том, как текуче эта пухлая репетиторша танцевала.

Они пошли по улице вдоль парковой ограды, укрытые от июньского солнца кленами.

— Вы еще ходите на танго? — спросил Богдан для поддержания разговора.

— Я? А-а… — Инга очнулась от каких-то своих мыслей, посмотрела на Богдана серьезно и спросила: — Можно я вам кое-что скажу?

— Только мне не обижаться?

— Да. Видите ли, Степа — он очень гордый…

— Драть его надо было! — сквозь зубы сказал Богдан.

— Будет вам, — просительно сказала Инга. — Вы же не думаете так на самом деле! Ладно. Про Степу: я все раздумывала, почему он так поступил, почему не пришел? Может быть, я ошибаюсь, но… Но все-таки я его друг…

— Ближе к делу, — вздохнул Богдан.

— Мне сегодня по секрету… ох, извините! Но Нина сказала, что вы собираетесь подарить Степе квартиру.

— Быстро информация проходит! — хохотнул Богдан.

— Если я знаю, до Степы ведь тоже могло дойти?

— Ну и что?

Богдан хмурился. Полчаса назад эта женщина смотрела ему в рот и восторженно внимала, смеялась всем шуткам, краснела от заурядных комплиментов. Короче, без пяти минут влюбилась — казалось так. А теперь провинциальная репетиторша собирается поучить его, как строить отношения с сыном!

— Степе крайне важно добиться чего-то в жизни самому, — разъясняла пухленькая. — Понимаете? Очень дорогим подарком не только порадовать можно, но и уязвить. Особенно если…

— Вам кто-нибудь говорил, что вы нежная и удивительная? — бархатно перебил ее Богдан.

— Нет, — растерялась Инга.

Ее большие темно-карие глаза распахнулись широко, как у ребенка. Круглые щеки зарозовели. Богдан склонился к руке репетиторши и коснулся ее намеком на поцелуй, затем указал вперед.

— Вон троллейбусная остановка. А мне пора, к сожалению!

Он развернулся и пошел к дому матери, сначала еще усмехаясь, а через секунду уже выкинув Ингу из головы.

Ласточки носились в вечернем небе высоко, выписывали замысловатые петли. Богдан насвистывал. Он с удивлением заметил, что злость на Степу, наполнявшая его еще недавно, прошла. Почему?

Богдан вошел в прохладный подъезд. Степа-Степа… не явился, наглец, бессовестно выкрал у отца из-под носа его праздник с мандариновым абажуром, это да. Но! Но, друзья мои! В то же время сие означает: Степан не продался! Да, друзья мои, вот такой у меня сын — все ж таки хребет имеет, за подачки не стелется. Мой сын, моя кровь. Уважаю.