Роман Сенчин - Квартирантка с двумя детьми [сборник]

С природой в Москве Бурков соединялся лишь во время прогулок по Измайловскому парку, да и то времена эти прошли – дети подросли, гуляли уже сами по себе… Может, когда-нибудь и снова станет медленно ходить по дорожкам, тропинкам – на пенсии, с внуками.

Был, правда, период, когда собирались компанией у одного художника в посёлке Клязьма. Но давно было это, почти забылось.

В тот день у Буркова не было никакого желания оказаться в Подмосковье. Приехал к десяти в офис, устроился за столом, включил компьютер. Посмотрел, попивая чай, новости в Интернете, готовясь приступить к делам, которых под конец года становилось все больше и больше.

Да, дела надо было делать, разгребать эти горы, и обстановка – отдельный просторный кабинет, умеренно греющая батарея, тишина, чистота – подходящая… Трудись не хочу.

Но трудиться не получалось. Тишина и чистота, отдельность в последнее время порождали вялость, дремоту, выталкивали наружу какую-то глубинную усталость. Так бывает иногда по утрам (и всё чаще) – встанешь вроде бы бодрым, готовым горы свернуть, прямо подпрыгиваешь возле кровати, а внутри разрастается, растекается по всему телу тяжесть… В детстве плавили свинец из аккумуляторов и заливали в форму пистолетика, и форма становилась тяжелее, тяжелее. Так и сейчас, только такая форма – ты сам… И вот садишься бессильно, и уже нагнуться, чтоб натянуть носки, нет сил.

Потом обычно тяжесть исчезает, но в течение дня несколько раз возвращается. И таких возвращений становится больше, больше.

Сегодня раскачался, расходился после утренней вялости, доехал без особых сложностей, удачно избежав пробок, вошёл в кабинет энергично, сделал сам себе чашку чая, уселся… И тут – бах! – полный упадок. Резкий, как приступ болезни. Голова, грудь заливает свинец непонятной усталости. И сидишь в кресле, не в силах пошевелиться. Так можно просидеть до шести тридцати – до конца рабочего дня, – но что сказать завтра начальству, чем оправдать полную бездвижность дел…

Наверное, причина усталости в конце года. У многих нечто подобное. Психологически уже тянет отдыхать, а тут наоборот – вал проблем и вопросов растёт и увеличивает скорость. Да и, честно сказать, надоело заниматься одним и тем же. Одно и то же почти пятнадцать лет. И кратковременными перерывами вроде выходных, отпуска, рождественских каникул это не исправишь. Неспроста лучшие работники берут и увольняются, прыгают в пучину нового, неизвестного. Многие пропадают, гибнут, но некоторые становятся топ-менеджерами крупнейших компаний, миллионерами, сами возглавляют компании… И у Буркова иногда возникает желание взять и прыгнуть, даже начинает выбирать ориентиры, куда прыгнуть, но не решается. Довольствуется малым, надоевшим, зато надёжным.

Впрочем, многие были бы счастливы оказаться на месте Буркова. По среднестатистическим меркам очень неплохо он устроился. Очень неплохо. И путь к этому кабинету прошёл честно, с самого низу…

Стук в дверь. Обещающий новую порцию дел, но и спасительный, возвращающий к жизни.

– Да! – громко и солидно сказал Бурков и выпрямился в кресле.

Вошёл Кирилл из отдела поставок. В руках – пачечка бумаг.

– Роман Сергеевич, можно?

– Заходи-заходи. – Бурков щёлкнул мышкой на одну из иконок на экране компьютера, и та мгновенно развернулась в таблицу с расчёткой; надо показать, что не просто так сидит. – Что у тебя?

Кирилл положил бумаги на стол.

– Гляньте и распишитесь, пожалуйста. И отправлю курьера в Ногинск.

– Ногинск…

Там находится заводик строительных смесей, с которым их фирма работает без малого десять лет. Надежные люди, ни разу никаких осложнений, задержек, даже во время кризиса в восьмом-девятом годах, а тогда многие отказывались платить.

– Ноги-инск, – повторил Бурков, просматривая договор на будущий год; знакомые, стандартные условия, обязанности сторон, гарантии… Бурков скользил глазами по строкам, но не понимал, что читает, в голове, вытесняя другие мысли, оттягивая на себя внимание, покачивалось, переливалось заманчиво слово «Ногинск», хотелось произносить и произносить его вслух, вглядываться в него, чтоб увидеть нечто новое, необычное. И Бурков даже поморгал, стараясь убрать это слово. Не получалось.

– Слушай, Кирилл, – сказал, кладя листы обратно на стол и осторожно выравнивая их пальцами, – пять минут мне дай… Я посмотрю и принесу.

– Хорошо. Я могу идти? – в голосе Кирилла послышалась озадаченность.