Роман Сенчин - Квартирантка с двумя детьми [сборник]

– Алле, Юрген, это Витя… Ну да, я… Слушай, можешь подъехать? Недалеко. Улица Корнева, знаешь? Ну да. Дом пятьдесят два. Я у ворот буду ждать, увидишь… Да вывезти груз надо один срочно… Жду.

Сунул телефон обратно. Сел на кровать. Говорил, не оборачиваясь на Ольгу:

– Ты не выходи пока. Я сам там… И… И как ничего не было… И не было! – сказал уверенней, убеждая то ли себя, то ли её, а скорее всего, обоих. – Есть только ты и я. А завтра к моим поедем. Вместе будем.

Ушёл на кухню. Возился там, кряхтел, что-то ворочая… Ольга лежала. Потом осторожно, медленно спустила подол юбки с живота на бедра… Зажмурилась… Трудно было вдыхать и выдыхать. Перестала дышать – стало легче. Наблюдала за этой лёгкостью… В голове загудело, и она задышала снова.

Открылась дверь в сени, потом закрылась. Тишина. Лай Тузика… Дверь открылась, шаги, волочение по полу будто мешка. Стук в районе порога. Закрылась. Опять тишина. Лай Тузика. Визг. Тишина. Не полная, с каким-то баюкающим писком.

Ольга дёрнулась, глянула на телевизор. Тёмный экран, крошечный красный огонек внизу панели… Значит, Даша, перед тем как выйти, выключила. Выключила и пошла за мамой…

Решилась вскочить, добежать до телефона – он на столе, – позвать на помощь, рассказать… Открылась дверь. Ольга замерла. Шаги. В проёме появился Виктор.

– Мы поехали… Я лопату взял… Ты там прибери… там немного. Я скоро… Всё хорошо будет, Оленька.

На «Оленьке» его голос сорвался, и Виктор быстро развернулся, протопал по кухне.

Дверь открылась и сразу закрылась. Тишина. Тузик залаял, но неуверенно, точно привыкая к этому человеку…

Окно комнаты выходило в огород, поэтому звук мотора Ольга не слышала. Подъезжал там кто, уехал?.. Долго лежала, не шевелясь. Казалось, стала многотонной, неподъемной. Даже пытаться подняться не стоит – не получится.

А ведь он вернется сейчас. Вернется. И что дальше?

Вскочила запросто и изумилась этому. Выбежала на кухню. Телефон лежал на столе почти под пакетом с мысом. Слава богу, что Виктор его не заметил…

В ту сторону, где часа два назад сидела Татьяна, не смотрела. И на пол тоже… Ольга много видела крови на работе, привыкла к ней, но это – другая кровь… Представила, как набирает в ведро воды, как бросает мокрую тряпку на красную, густую лужу… В груди, вскипая, булькнули горькие слюни и кинулись вверх, наружу. Судорожно взглотнув, Ольга остановила рвоту.

Сжимая мобильник, вышла на крыльцо, хватанула носом, ртом посвежевший воздух. Но и воздух словно был напитан кровью, и кровь перебивала аромат трав, запах остывающего дерева, твердеющего после дневного пекла толя на крыше угольника…

Продышалась, огляделась. Огород тихо спал, на западе небо по краю было багряным – солнце сидело где-то там, сразу за горизонтом, – а на востоке уже появились голубоватые мадежи – солнце готовилось встать. Неверная ночь конца июня.

– Мама! Мама! Я сегодня пьяный! – отрывисто загорланили совсем рядом на улице; Тузик не отреагировал лаем. – Я сегодня пил! И буду пить! Потому что завтра! На рассвете! Я поеду…

– Чего орешь? – тоже почти за самими воротами перебил пожилой голос.

– А ч-чё? Я два га руками выкосил – мне можно!

– Иди спи.

– Ты кто такой? Чё ты мне указывашь?

– Не ори, а то быстро язык выдерну.

– Попробуй, сучара!

– Не сучься. Иди проспись.

– Да пошёл ты! – И снова раздалось безобразное, во всю глотку: – А да потому что завтра на рассвете-е! Я поеду юность хорони-ить!..

Пение стало удаляться; пожилой голос пробормотал вслед:

– Задавить бы, да жалко дурака…

Ольга осторожно, словно каждое её движение могло угрожать ей, подняла к глазам мокрый от пота мобильник, нашла кнопку вызова. Нажала. Экранчик весело засветился желтеньким – «звони, пожалуйста».

Может, минуту, а может, десять минут, двадцать, полчаса, Ольга пыталась сообразить, как позвонить в милицию с мобильника. Экранчик давно погас, а она стояла и тупо соображала.

Ну позвонит, скажет… Что дальше? И её затаскают на допросы, а скорей всего, посадят. Или условное… Вот семейка получится – муж отсидеть не успел и уже жена под судом… Как докажешь, что она ни при чем? Жива осталась, значит – при чём… А если всё обойдется – ещё хуже. Виктор. Да, он её не отпустит. Теперь-то уж тем более. Он и Серёжу тоже…

Когда-то почти в детстве – лет в двенадцать-тринадцать – Ольга часто думала о самоубийстве. Поводом для этих мыслей становились двойки в школе, ссоры с одноклассницами, пацаны, которые любили травить именно её, обзывать морхлой… Ольга ложилась на кровать в своей крошечной комнатке – теперь комнатка должна была стать спаленкой для их с Сережей ребенка – и представляла: дожидается, когда дома никого не будет, берёт в летней кухне плетёную верёвку и идёт с ней за баню. Там есть выпирающее, зачем-то не отпиленное по размеру с остальными бревно. Почти под крышей… Подставляет ящик, привязывает один конец верёвки к бревну, а на другом делает петлю. Она умеет делать этот затягивающийся узел. Надевает петлю на шею, стягивает узел к шее и прыгает с ящика. И всё исчезает…