Дней через семь я увидел в окно Вальку. Она шла по дороге от вокзала к Зеленому базару, шла, сгибаясь под тяжестью кошелок. Около нее вышагивал какой-то парень — высокий, вихрастый. Он нес на плече мешок.
— Валька! — крикнул я в форточку — Валька!
Валька остановилась. Несколько секунд смотрела на меня, ничего не понимая, потом спустила наземь кошелки и помчалась ко мне.
— Господи! — воскликнула она. — Заболел?
— Это я так, — успокоил я. — Военная хитрость.
— А-а… — Валька поняла. — Вона что! — Она оглянулась на парня. — Я сей момент.
— Кто это? — спросил я с неприязнью к парню.
— А тебе что? — Валька поправила платок.
— Погоди.
— Некогда мне годить. Поезд сегодня на четыре часа опоздал. Зеленый базар шумить небось.
— Вечером придешь?
Валька отвернулась.
— Вечером придешь? — повторил я.
Валька молчала.
— Придешь или нет, слышишь? — едва не крикнул я
— Зачем?
Валька усмехнулась и, не попрощавшись, ушла. А я стал ходить по коридору, как зверь в клетке. Если бы у меня были шмотки, я немедленно выписался бы или, не выписываясь, ушел бы отсюда. Оделся бы — и до свидания, только меня и видели!
Весь день я думал о Вальке. А вечером после ужина вылез в окно. Я бежал по улице, и полы халата развевались. Шлепанцы соскальзывали с ног. Прохожие шарахались, словно от черта, даже вскрикивали. А я, шлепая по лужам, думал: «Только бы на милицию не напороться».
Запыхавшись, распахнул дверь дома тетки Ульяны.
— Прибег? — спросила Валька, подымаясь из-за стола.
Я слова не мог выговорить.
— Я знала — прибегишь. Зачем же ты прибег?
— Объясниться, — наконец выговорил я.
В соседней комнате скрипнули пружины.
— Кого бог принес? — сонно спросила тетка Ульяна.
Валька приоткрыла дверь:
— Спи, спи… Это Жорка прибег.
— А-а, — отозвалась тетка Ульяна. — Чего ж он так поздно?
— Спи, спи, — повторила Валька и обернулась ко мне. — Гутарь, коли прибег.
— Не тут, — сказал я.
Мы вышли во двор. Было прохладно. В порту кричали буксиры — жалобно и тягуче. Сквозь оголенные ветки с уже набухшими почками виднелся лунный диск — холодный, как льдышка. Земля на дворе была в лунных бликах. Пахло сыростью.
— К дождю, — сказала Валька.
Она куталась в платок, а я стоял перед ней в халате нараспашку.
— Валька… — сказал я и потянулся к ней.
Она уперлась мне в грудь кулаком:
— Ты же гутарить прибег. Вот и гутарь.
— Валька, — пробормотал я. — Валька… Я люблю тебя.
— А!.. — Она махнула рукой. — Опостылели мне — не смотрела бы!
— И я?
— И ты.
— Но я тебя, честное слово, люблю.
— Хорошо гутаришь, да плохо делаешь. Я тебя еще когда упреждала — легко живешь. Зеленый ты! — Валька отвернулась.
— Давай разберемся! — воскликнул я. — Почему? Почему тебе можно, а мне нет?
Валька резко обернулась, задышала мне в лицо:
— Да потому, что мне без этого покуда нельзя. Мне без торговли этой — ложись и помирай. Вот Егор Егорович и делал мне снисхождение, хоть сам и зубами скрипел. А ты?..
— Ничего не понимаю, — прошептал я.
— Дурак — вот и не понимаешь, — сказала Валька. И добавила: — Уходи! Силов моих нет больше гутарить с тобой! Уходи!
Я ушел.
Моя отлучка не осталась незамеченной: на следующий день меня назначили на выписку.
— А где ваша одежда? — удивилась докторша, пожилая грузинка с темным лицом.
— Продал, — признался я.
— Как продал?
И забегали врачи, засуетились няни. Главврач, полный, седеющий грузин, сказал:
— Ну и артист!
Но все-таки нашли мне одежонку — гимнастерку и брюки. Я выписался и сразу же помчался к тетке Ульяне. Вальки у нее не было, а тетка Ульяна встретила меня неласково.
— Милиция теперь каждый день приходит, — сообщила она. — Твой дружок, этот чертов Лешка, тоже наведывался. Всех постояльцев распугали, как буду жить — ума не приложу!
Я пошатался по городу, забрел в порт. Здесь дымил трубами готовый к отплытию теплоход. Он шел в Батуми…
Вскоре я очутился в Тбилиси. Много раз я слышал, что Тбилиси красивый город, хотел его посмотреть, но так был голоден, что, присев на скамейку, еле отдышался. Несколько минут я смотрел на кабину фуникулера, медленно ползущую вверх, затем встал, подошел ближе и чуть не столкнулся с Катюшей, которая шла мне навстречу в сопровождении немолодого, но симпатичного майора — тщательно выбритого, с посеребренными висками, с орденами и медалями на груди.
Я растерялся. Катюша тоже растерялась. Она расширила глаза и спросила взволнованно:
Читать дальше