Юрий Додолев - Что было, то было. На Шаболовке, в ту осень...

Завод не оставил у меня хороших воспоминаний. Душа к другому рвется. К чему? В детстве я мечтал моряком стать. Теперь на этой мечте крест можно поставить — медкомиссия не пропустит. Может, в школу тогда, доучиваться? А пить-есть что? Неужели опять на материнской шее сидеть? Да и поздно учиться — девятнадцать мне. В школах рабочей молодежи, должно быть, одни мальчишки и девчонки сидят, и вдруг я появлюсь — дылда! Я представил себя возвышающимся над стрижеными макушками и косичками и рассмеялся.

Плохо все же, что нет у меня гражданской специальности и на прицеле ничего стоящего нет!

Я шел в райисполком и строил планы: «Авось повезет? Авось такое место предложат, что сразу и костюм, и полуботинки купить можно будет». Демобилизованные сейчас в почете. Одного парня, я слышал, в трест столовых направили. Не знаю, соврали или нет, но побожились, что он теперь начальство.

Я сейчас добрый, мне все трын-трава. Меня не покидает ощущение праздничности, и хочется, чтобы то же самое испытывали все. Но улыбающихся, счастливых лиц на улице мало. Все время попадаются чем-то озабоченные, неважно одетые люди. Вот девушка идет. В карих глазах грусть. Что с ней? Может, у нее отец с войны не вернулся, может, жених? Хочется подойти и спросить: «Что с вами?» Если она ответит, мы познакомимся.

Пока я раздумывал, девушка прошла. Я оборачивался до тех пор, пока она не смешалась с толпой. «Замечательная девушка, — подумал я. — И фигурка у нее ничего. Жаль, что мы не познакомились».

Директором столовой не помешало бы устроиться. Только не назначат меня директором. Солидности в моем лице нет, и рост — верста. Директора все больше плотные, ширококостные, с жирком. Хотя бывает и наоборот. В госпитале, где я после контузии лежал, заведующий столовой был тощий — ну прямо глиста. Наверное, еда ему не впрок шла. Я тоже много ем, но почему-то не толстею. Может быть, это и хорошо. От жира, говорят, никакого толка, а мускулы у меня — камень. На силу мне грех обижаться. С полной выкладкой тридцать-сорок километров мне отмахать — раз плюнуть! Если бы не контузия, то я…

Вон летчик-майор ножкой по асфальту бьет. «Мама родная, сколько у него регалий. Не грудь — иконостас». Я руку к шапке вздернул и тут же спохватился.

Майор остановился:

— Демобилизованный?

— Так точно, товарищ майор!

— Давно?

— Вторая неделя идет.

Летчик обласкал меня взглядом:

— Гражданская специальность у тебя есть?

— Никак нет, товарищ майор!

— Это плохо… Соображения на этот счет у тебя какие?

— Пока никаких, товарищ майор. Вот в райисполком вызвали: может, предложат что.

— А сам-то куда метишь?

Я издал что-то вроде мычания.

— Никуда не годится! — строго сказал майор. — В райисполком надо с готовой программой идти. Ты покрути шариками, пока идешь, помозгуй, так сказать.

— Есть помозговать!

— Желаю тебе! — Майор козырнул мне и пошел своей дорогой. Я проводил его взглядом и подумал: «Легко сказать — помозгуй. Кабы мне флот предложили, я бы с удовольствием».

Войдя в райисполком, я остановился у комнаты № 3, на двери которой висела табличка с указанием нескольких фамилий. Меня вызывала инспектор Кудрявцева. Я попытался представить, как она выглядит. В моем воображении возникла женщина тощая, как селедка после нереста, с остреньким носиком, в очках и обязательно с папироской во рту. Но Кудрявцева оказалась совсем другой — круглолицая, с накрашенными губами и с завивкой под баранчика. Ногти у нее были наманикюрены. «Специально такую посадили, — подумал я. — Чтоб вызывала дальнейший интерес к жизни». И улыбнулся. Хорошее было у меня настроение, и все вокруг нравилось.

— Не устали отдыхать? — спросила женщина, когда я сел.

— Вроде бы нет, — ответил я.

— Вроде или нет?

— Н-нет.

— Я так и подумала. — Женщина вздохнула, поправила волосы. — Работать где хотите? Есть у вас какое-нибудь конкретное желание?

— К сожалению…

Кудрявцева выдвинула ящик из стола. Достала какие-то бумаги. Полистала их и спросила:

— Образование у вас какое?

— Шесть классов.

— Только-то?

— Понимаете, какое дело, — поспешно сказал я. — Учиться я пошел на год позже, в сорок первом как раз шесть кончил. Потом — эвакуация. Полгода кочевали с места на место, пока в Тюмени не очутились. Там я работать начал курьером — не до учебы было. — Я не хотел говорить, что был учеником строгальщика.

— М-да… — Женщина осмотрела маникюр. — Рабочая сила на всех предприятиях требуется, но нужны в основном специалисты… На «Красный Октябрь» хотите?